С рассветом поднялся Борис, покинул опочивальню. А Анастасия осталась со своими мыслями.
Сама она о будущем Марьи еще не задумывалась, но вот сейчас разговор с Борисом ее взволновал. Она подумала, кто бы мог встать вровень с Марьюшкой из удельных князей? Нет, таких, по ее мысли, не находилось. Вот разве сын князя Холмского…
Как могло прийти в голову Борису искать Марьюшке жениха в Московском княжестве? Ведь князья московские дерутся за московский стол люто, и власть Василия непрочна. Ужли сможет Борис кинуть Марьюшку в этот осиный клубок? Жена у князя Василия, Марья, внучка князя Владимира Храброго, добра, а вот мать, вдовствующая великая княгиня Софья Витовтовна, о ней Анастасия многое слышала.
Поднялась, босая подсела к зеркалу и, пока горничная девица ее причесывала и одевала, ночной разговор с князем Борисом вспоминала…
А тверской князь у волжского причала задержался с боярином Чередой. Ладьи осматривали. Со спущенными парусами они слегка покачивались на мелкой волне. Вот редкая рябь пробежала и исчезла.
У причала застыл корабль заезжих гостей с Востока.
Редкий торговый человек Тверь ноне навещает, – промолвил Черед.
А откуда им взяться? – ответил Борис. – Кто из них отважится на нижегородский торг прорваться, а оттуда в Тверь? Улу-Магомет торговый путь перекрыл. Мы с ним никак не совладаем. И флот свой насылали, да все попусту. Пока Тверь с Москвой не соединится, да орду из Казани не выбьем, не быть торговому пути на Волге.
Черед согласно кивнул:
– Не в феодальной усобице сила Руси, а в единстве. Только когда мы все это уясним.
– Время подходит.
У причала Борис задержался.
– Тут бревна вели заменить, боярин Дмитрий. Вишь, как их покосило. Да ко всему пологий спуск кладут, телегам мене излома будет, да и колесам бережливей.
После пополудни сошлись бояре на Думу. Один вопрос всех беспокоил. С ним Борис и в западные края Тверского княжества ездил, и в Торжок заезжал. Как рубежи западные крепить от литвы, от ляхов. Озоруют они, и вреда от них не меньше чем от ордынцев.
Шумели бояре:
– Литва разбоем промышляет!
– Рубежи крепить!
– Казна от пожара пуста, – засомневались бояре, – как их укрепишь?
Боярин Кныш, примостившийся в дальнем углу гридницы, посохом о пол застучал:
– Веры ни ляхам, ни литве да давать. Ино они на словах одни, а на деле ножи на нас точат.
– И то так, – согласились с Кнышом бояре.
Молчавший до того князь Холмский сказал со вздохом:
– Что казна пуста, истина, однако заставы усилить жизнь велит.
Затихли бояре, как тут воеводе Холмскому перечить, коли он на тех рубежах не раз бывал с дружиной.
Борис слушал, никого не перебивая, настороженно. Только и видно, как впились пальцы в подлокотник. Ему ведомо с первых дней княжения, что все успехи Литвы и до Витовта, и в его великое княжение основаны на наличии могучей и быстрой конницы. На этом строились и строятся победы Литвы и Речи Посполитой. Потому тверской князь и посадил свой Большой полк воеводы Холмского на коней, а от бояр требовал, чтобы выходили на рать на «борзых конях» с детьми боярскими. А от пешцев, ополчения, требовал, чтобы они имели длинные крючья, стаскивать противника с седел.
Тверской князь повел очами по гриднице, сказал хрипло:
– Правда ваша, бояре. И что воровством живет Литва и ляхи разбои чинят. Веры мы им не давали, но договоры подписывали. Ан все попусту. И что казна наша дырявая после пожара да походов на Казань… Но вот со сказанным князем Михайлом согласен. Будем крепить рубеж наш западный. Караулами усилим…
Глава 13
Южная ночь была темной и безлунной. Небо закрыли тучи. Вассиан стоял на палубе, прижавшись к борту. Греческая галера шла на парусах, и невольники, прикованные к веслам, отдыхали, и только слышались окрики надсмотрщиков да голос рулевого.
Галера резала волну, и она плескалась в борта. Ее брызги попадали в бородатое лицо епископа. Вассиан думал, что еще два дня пути, и он увидит бухту Золотой Рог, могучие стены вечного города царей, Царьград, где живет император византийский Палеолог и находится резиденция православного царьградского патриарха Иосифа. Настанет час посвящения Ионы. А потом они воротятся на Русь. Но когда придет этот час, Вассиан не мог сказать. Но, вероятно, нескоро. Может, даже год минет, а то и больше…
Вдруг епископу показалось, что ветер стихает. Он прислушался. Ветер уже не свистел в мачтах и вскоре совсем затих, и море замерло. Его черная синева застыла, а паруса обвисли.
Из трюма повыскакивали матросы, принялись сворачивать паруса. Раздался зычный голос капитана, закричали, засвистели бичи надсмотрщиков, и весла невольников загребли воду. Галера вздрогнула, рванулась. Но наступивший штиль вдруг нарушил вой откуда-то набежавшего ветра. И волна чудовищной высоты подняла галеру на свой гребень, чтобы тут же обрушить.
Вассиан едва успел скатиться в тесный кубрик, где первосвятитель Иона стоял у иконы и беззвучно молился. Горела единственная свеча. Но ветер, ворвавшийся вслед за епископом, погасил ее. Вассиан опустился на колени, зашептал молитву.
А шторм уже крутил галеру и бросал, как щепку. Затрещала рухнувшая мачта. Епископ и первосвятитель просили у Господа смирить непогоду, не дать им погибнуть в морской пучине.
Но ветер и море были неумолимы. Они свирепо играли с галерой, швыряли в кубрике Иону и Вассиана…
И так до утра. Море затихло только с восходом солнца.
Заглянул в кубрик капитан, пробасил хрипло:
– Бог сжалился над вами, святые отцы, а вместе с вами нам даровал жизнь.
* * *
У тверского князя гость нежданный, Иван Можайский. С утра князья оттрапезовали, Можайский в дальнейший путь собрался. Борис его за город сопроводил.
За Тверью стремя в стремя поехали. Разговор, начатый за трапезой, в пути продолжили. Борис князя Можайского урезонивал:
– Почто неймется вам, князья, что галичанам, что те, Иван. Чем вам Василий Московский неугоден? Ну ладно, галичане стол делят, а ты-то к чему к ним пристал, Иван?
– Я те, князь Борис, уже сказывал, нам, можайцам, со времен внуков Невского князья обиды чинят.
– Пора о том и забыть, князь Иван.
Можайский резко крутнул головой.
– И не говори. Ты и сам, князь тверской, к московским нелюбовь питаешь.
Промолчал Борис, возразить нечем… Дорога вдоль леса потянулась. Можайский снова заговорил:
– Не забыл я, князь Борис, как ты сторону князя Юрия держал.
Борис ответил:
– То так, Иван. Да ноне начал задумываться, где правда. Нам бы сообща о Руси позаботиться, а мы порознь тянем.