Психологический портрет убийцы. Методики ФБР - читать онлайн книгу. Автор: Джон Дуглас, Марк Олшейкер cтр.№ 28

В разговорах с Реттман Ноултон без стеснения упоминал о своем сексуальном влечении к детям. Хотя прежде Реттман не попадала в подобные ситуации, она инстинктивно решила не называть ему своего настоящего имени и представилась как Дженис Ривер. Она подчеркнула, что ее долг – сообщать обо всех подозрительных случаях противоправного обращения с детьми властям и сказала: «По-моему, вам нужна помощь».

В органах защиты детей ее известили, что на Ноултона поступали и другие жалобы, но что им ни разу не удавалось найти весомые улики, чтобы предъявить ему обвинения. Когда Реттман услышала в программе новостей о том, что нашли труп Кассандры Хансен, она сразу же вспомнила того мужчину, который приходил к ней в марте. Он тогда упомянул, что побывал в разных церквях, и что квартира, которую он снимает, находится всего в десяти кварталах от евангельской лютеранской церкви Иеговы. Спустя несколько дней Реттман зашла к Стюарту Ноултону, чтобы выяснить, как у него дела с жильем. Он показался ей растерянным и разговаривал нехотя. Однако через два дня он сам побывал у нее. С тем же пылом, который он продемонстрировал во время первой встречи, Ноултон сообщил, что незадолго до визита Реттман его квартиру обыскивала полиция, и что он от возмущения был не в состоянии говорить с ней. Он сказал, что пережил адские муки, что ему страшно одиноко, и нужен собеседник, с которым он бы мог выговориться.

Зная, что полиция пыталась собрать информацию о Ноултоне, но столкнулась с затруднениями, Реттман, как Ноуга, решила принять участие в этом деле. «Нельзя допустить, чтобы дети страдали, – позднее говорила она Линде Коль из «Сент-Пол Диспетч». – Каждый взрослый несет ответственность за благополучие детей. Если я могла помочь полиции предать этого человека правосудию или сделать так, чтобы больше он никогда не приближался к детям, – значит, я поступила правильно, и только это имело значение. Все мы отвечаем за наших детей, родных и чужих». Я твердо верю: если бы большинство граждан разделяло бы убеждения Дженис Реттман, мы бы уже давно жили в гуманном обществе.

Будучи сотрудником муниципальной службы, Реттман явилась к начальнику полицейского управления Уильяму Маккатчену и предложила помощь. Как и в случае с Дороти Ноуга, Ноултон принялся изливать душу в беседах с Дженис Реттман по телефону. Он рассказывал о приставаниях к детям, обвинениях, в результате которых его выселили, о проблемах с женой и невозможности найти постоянную работу, о том, как год назад он сделался верующим, выслушав проповеди Джонни Кэша. Реттман записывала беседы, затем перепечатывала и относила в полицию. Чем больше информации полиция получала о Ноултоне, тем яснее становилось: «досье», собранное Реттман, в точности соответствует составленному мной профилю.

Почти убийственное нападение на Дороти Ноуга значительно повысило ставки. Несмотря на страх, Реттман помнила о том, что случилось с Дороти, делала копии своих записей и отдавала их на хранение – на случай, если с ней произойдет нечто подобное. Что заставило Реттман пойти на такое напряжение психики и такой риск? Что отличало ее, скажем, от тридцати восьми соседей, которые пальцем не пошевелили, слыша, как Уинстон Мосли убивает Китти Дженовес у ее квартиры в фешенебельном Кью-гарденс, в Куинсе, утром 13 марта 1964 года? На поверхности лежат благовидные ответы: Реттман имела диплом социального работника. Шесть с половиной лет она проработала добровольцем в организации VISTA. По натуре она склонна к приключениям и в восемнадцать лет покинула свой дом в Техасе, чтобы получить образование. Но ни в одном из них и словом не упоминается о внутренней системе ценностей, которая и привела женщину к принятию такого мужественного решения. Реттман участвовала в деле потому, что считала такой поступок правильным, как и Дороти Ноуга.

Много лет я изучал сложную мотивацию преступников и пришел к выводу: в большинстве случаев все предшествующее воздействие разных факторов на человека выливается в один ключевой элемент: способность совершить преступление. Подобно этому, высоконравственные убеждения человека приводят его к простому решению: принять участие в деле. Все мы отвечаем за свои поступки.

Ноултон так и не признался Реттман в том, что он убил Кэсси, но он казался одержимым этой трагедией, и упоминания о ней в беседах повергали Дженис Реттман в дрожь. Ноултон говорил, что ему было «видение» об этом случае, что он каким-то «шестым чувством» понимает, что убийство Кэсси Хансен и нападение на Дороти Ноуга взаимосвязаны. Он обсуждал с Реттман всевозможные подробности, в том числе способ избавиться от трупа.

В одном из этих разговоров он допустил роковой промах.

Он упомянул, что Кэсси Хансен перед смертью избили – этот факт полиция держала в тайне, как контрольный. Вскоре после этого откровения Ноултон был сбит машиной и лишился нижней части ноги. Реттман навещала его в больнице, а позднее – в окружном санатории Рэмси. Иногда она прихватывала с собой диктофон, спрятанный в сумочке, позднее ее снабдили потайным микрофоном. Реттман пошла даже на то, что несколько раз надевала черные туфли из искусственной кожи, напоминающие туфельки, в которых была похищена Кесси. Эта идея всецело принадлежала Реттман.

Когда в полиции мне рассказали о ее действиях, я ответил, что это абсолютно верный способ воздействия на «несговорчивого» подозреваемого, и предложил несколько других приемов, которые могли оказаться плодотворными. К примеру, Реттман могла подарить Ноултону красивый дневник, куда бы он записывал свои мысли.

Ноултон заявлял о своей непричастности к убийству и покушению, но в то же время говорил Реттман, что не прочь «пропустить двойную порцию» где-нибудь в городе. Это была ключевая информация, означающая еще одну попытку преступника справиться со стрессом. Я вспомнил о ней три года спустя, когда в кабинете шерифа Джима Меттса в округе Лексингтон, Южная Каролина, допрашивал темноволосого, грузного и бородатого помощника электрика по имени Ларри Джин Белл. Надежное сочетание хорошего профиля, активных следственных действий, первоклассной работы полиции и анализа улик, а также редкая смелость родственников жертв помогли арестовать Белла за вопиющее злодеяние – убийство семнадцатилетней Шари Фей Смит и девятилетней Дебры Хелмик. Я знал, что шансы на признание близки к нулю. В Южной Каролине не отменена смертная казнь, а в распоряжении следователей не так-то много рекламных трюков, убеждающих обвиняемого приобрести билет в один конец на электрический стул. У нас оставалась единственная реальная возможность – предложить ему благоприятное оправдание или объяснение причин преступления.

И потому я заговорил о том, что в натуре каждого человека есть хорошая и дурная стороны. Судьям и присяжным в суде предстояло узнать его только как хладнокровного убийцу. Я давал ему возможность рассказать о своей второй стороне.

– Ларри, признайся как на духу, – попросил я, – ты сделал это?

Со слезами на глазах он ответил:

– Все, что мне известно – сидящий здесь Ларри Джин Белл не мог этого сделать, но плохой Ларри Джин Белл мог.

Я понял, что мы подошли почти вплотную к признанию. Но версия государственных обвинителей, возглавляемых прокурором округа Доном Мейерсом, оказалась убедительной. После почти месячного процесса присяжным понадобилось меньше часа, чтобы признать Белла виновным в похищении ребенка и убийстве первой степени. Его приговорили к смертной казни на электрическом стуле. Через одиннадцать лет после убийства рано утром 4 октября 1996 года Белла наконец казнили.