Через неделю после отъезда Кольцова Юля наведалась на почту. Писем на ее имя не оказалось. Прошла еще неделя. И снова ни слуху ни духу. Вот тогда она заволновалась… И очень обрадовалась, когда Кулешов решил снова отправить ее в хозяйство подполковника Фомина. Но обстановка в группе «Совы» к этому времени сложилась такая, что он вынужден был отказаться от этого намерения. Разбор, как и предполагал Ачкасов, встряхнул КБ. Но уже на следующий день после разбора Кулешов во всеуслышание заявил, что об изменении схемы «Совы» не может быть и речи, что бросать деньги на ветер он не намерен сам и не позволит никому. Спорить с ним, естественно, никто не стал. Но отношения между сотрудниками отдела после этого заметно испортились. Окунев перестал разговаривать с Руденко. Заруба за что-то крепко обиделся на ведущего конструктора Вольского. Кулешову все это не понравилось, и он разогнал весь отдел по командировкам на предприятия, выполняющие заказы КБ. Даже Ирину отправил с заданием к оптикам. А Юлю, которой больше всех хотелось уехать, он, как нарочно, оставил на месте. И она почти все это время проработала в отделе одна.
Накануне в Москву вернулся Окунев. Утром Юля, как обычно, пришла в КБ и застала его уже там. Олег встретил ее приветливо. К ней он относился более чем доверительно. Он ценил ее за доброту, за умение постоять за свое мнение, ценил как хорошего товарища. Эти качества казались ему лучшей гарантией того, что Юля во всех случаях правильно истолкует любое его высказывание.
– С чем вернулся? – приветливо спросила Юля.
– А за чем я ездил? – пытливо посмотрел на нее Окунев. – За тем, чтобы еще раз убедиться в том, что наше руководство остается верным себе.
Юля догадалась, что он имел в виду, но заметила:
– Я помню, задание было несколько иное.
– Формулировалось иначе, – поправил ее Окунев.
Юля подошла к его столу и только сейчас увидела, что на нем уже разложены чертежи.
– Конечно, задание было другое, – снова заговорил Окунев. – Искал оптимальный вариант подключения 2Х-Щ. Кольцов доказал, что при простом использовании от него толку не будет, так они решили испытать его при соединении со вторым блоком. Но и тут Кольцов оказался прав. Кое-какой эффект это, конечно, дало. Но о кардинальном решении проблемы не может быть и речи. Кстати, ты очень была тут занята?
– В основном всякой ерундой. Но ее хватало.
– А мне тебя там вот так не хватало, позарез! И я дважды просил шефа, чтобы тебя подослали хоть на денек. И он дважды мне отказал.
– Странно! – пожала плечами Юля. – Он даже словом не обмолвился об этом.
– Потом и я понял, что это была пустая затея, – признался Окунев. – Не в его интересах усиливать нашу сторону. В группе и так кавардак… А знаешь, кто стал там моим лучшим помощником? Стрекалов.
– Главный инженер?
– Он самый. Ему-то, казалось, чего лезть в нашу кашу? Выполняй заказы да получай поквартальные. А он увлекся идеей, помог и с расчетами, и с обоснованиями. Вот, пожалуйста, – указал Окунев на разложенные листы ватмана. – Три узла предлагал пересмотреть твой капитан…
– Он не мой.
– Ну, Кольцов. И я скажу тебе, он, конечно, мыслит дальше всех нас. Мы попробовали со Стрекаловым просчитать этот его вариант с «дельтой». Результаты получились самые неожиданные. Вся система усилителей оказывается совершенно не нужной. Луч на выходе обладает такой мощностью, что с лихвой перекрывает все наши нужды…
– Но ведь об этом уже говорили. Это принципиально новая схема!
– А ты-то что так за названия цепляешься: новая, старая! Потребителю какое до этого дело? Он знать не желает, как она рождалась: легко или сложно, сразу или с заходами, ты ее придумала или я. Ему дай лучший результат.
– Ты забываешь о сроках. Новая схема – это минимум год работы! – напомнила Юля. – Об этом уже спорили.
– Ерунда! – даже не стал слушать Окунев. – Год потеряем на переделке, зато пять выиграем на жизни прибора. Это сверчку за печкой и то ясно. Спорили потому, что блок усилителей, который разрабатывал твой Руденко и, надо сказать, сделал его неплохо, при новой схеме придется выбрасывать к чертовой бабушке, а вместе с ним и возможную премию.
– Ты не прав. Конструкторским бюро руководит не Руденко, – возразила Юля.
– А я думаю, что как раз он! Потому что шеф, которого я, несмотря ни на что, уважаю, слишком ему доверяет. А Руденко встал между ним и нами, как пень стоеросовый, и попробуй докажи что-нибудь шефу.
– Почему ты об этом говоришь мне? Ты же знаешь, что я с самого начала высказывалась в пользу предложений Кольцова, – желая переменить тему, сказала Юля.
– Знаю. И не только ты. Нас поддерживает Бочкарев. Мне известно, что он ходил с этим вопросом к Ачкасову. О чем говорили, не знаю, но ходил.
– Так что же ты хочешь от меня? – спросила Юля.
– Я хочу, чтобы ты написала письмо Кольцову.
– Какое? О чем?
– Надо убедить его продолжать работу с нами.
– Боюсь, что это пустой номер, – призналась Юля.
– Почему?
– Вряд ли захочет он снова иметь с нами дело.
Окунев явно не ожидал такого ответа и нахмурился.
– Обхамили его тут, конечно, порядком, – сказал он. – Но с другой стороны, мы ведь его идею пробиваем. Присваивать ее никто не собирается. Это ему тоже должно быть ясно.
Юля слушала его внимательно, но согласилась не сразу. В первый момент предложение Окунева даже обрадовало ее. Подумала: «Прекрасный предлог. Строгое, деловое письмо. И тогда уже совсем неважно, что инициативу проявила я…» Но уже чуть позднее все это показалось ей совершенно несерьезным. Окунев был натурой увлекающейся, и доверять ему всецело было рискованно. В противоположность Зарубе, которого, как сам он любил повторять, раскочегарить не так-то и просто, Окунев загорался моментально. И так же быстро остывал. Сегодня ему нравилась идея Кольцова – и он готов был сокрушить горы, чтобы воплотить ее в жизнь. Завтра мог увлечься чем-то другим. Кулешов ценил его как энтузиаста всего нового. В этом отношении Окунев служил в КБ чем-то вроде своеобразного компаса, конец стрелки которого был направлен всегда в сторону самого последнего слова, сказанного наукой в интересующей его области. Однако конструирование сколько-либо ответственных участков Александр Петрович никогда Окуневу не поручал. Теперь Юля вспомнила об этом. И усомнилась в том, что должна призывать Кольцова продолжать работать над «Совой». Кому-кому, а ей-то очень хорошо было известно, чем могла закончиться эта работа. Бессонные ночи, огромная затрата сил, фантазии, воли, потеря времени – и никакой отдачи. И все же желание написать Кольцову, напомнить о себе, в какой-то степени загладить перед ним свою вину за то, что в последние дни держала себя с ним подчеркнуто сдержанно и сухо, взяло верх, и она сказала:
– Хорошо. Я напишу.
– Попроси, чтобы подготовил и привез в Москву хотя бы самую общую схему трансформации «дельты», – обрадовался ее согласию Окунев. – Только пусть продумает все до конца…