Как нам жить? Мои стратегии - читать онлайн книгу. Автор: Кшиштоф Занусси cтр.№ 65

Ординаторская. Витольд и Гражина. Слышны ночные больничные шорохи. Витольд сидит на полу, Гражина наклоняется к нему и целует в макушку. Витольд внезапно вздрагивает и ударяет ее головой по носу. Вскакивает, извиняясь. Они обнимаются. Витольд закрывает глаза. Гражина снимает шапочку и гладит его по лицу. Они снова прижимаются друг к другу.

Звон колоколов. В комнате открыто окно, хотя на дворе зима. Соседки помогают уложить в гроб тело матери – она без обуви, в белой рубахе, с прямыми убранными волосами. Тело снимают с кровати и переносят в гроб. На лестнице стоит соседка, с ботинками и скромной черной рубашкой.

Соседка (Витольду). Почему так?

Витольд. Она так хотела.

Кто-то закрывает крышку гроба. Берут свечки. Витольд гасит одну из них. Выносят гроб.

Кладбище, после похорон. Свежая могила. То же движение камеры, что в сцене на кладбище в Закопане, только здесь – мазовецкий пейзаж с заснеженными полями, раскинувшимися до самого горизонта. Витольд стоит над скромной могилой. Замерзшая Гражина – неподалеку, в глубине кадра.

[♦]

Со смешанными чувствами я слушаю и читаю заявления людей, уверенных в том, что они никогда не допустят, чтобы их собственная жизнь или жизнь близких была искусственно прервана с помощью увеличенной дозы морфия или иных обезболивающих средств. Я понимаю христианский императив, обращенный к Богу, – “Да будет воля Твоя”, – но понимаю и другое: иногда невозможно поверить в то, что Его волей становится безвинное страдание. В моральных дилеммах ощутимо дыхание Тайны. Излишняя уверенность в себе часто предвещает отчаяние. Как себе, так и другим я рекомендую быть осторожными в суждениях.

Независимо от религиозных убеждений я ищу рациональные аргументы в пользу того, что жизнь имеет смысл. Пытаясь одним словом сформулировать, что является ее смыслом, я уверенно говорю: культура. Не только художественная – она лишь малая часть культуры, представляющей собой мерило человеческого развития. Культура поведения, культура чувств, умение жить благородно, бескорыстно, изящно, культура труда и развлечений, культура мышления и еды, культура души и тела – все, что имеет признаки развития, роста. На другом полюсе находятся варварство, примитивность, хамство, животность человека. Культура – это способность переступать через себя, через эгоизм и обстоятельства. Смысл жизни в том, чтобы расти духовно и физически (рост в телесной сфере тоже имеет значение). Важно техническое развитие и новые изобретения, которые могут сделать нашу жизнь более полной, чем во времена лучины и гусиного пера.

Выражение “культура чувств” напомнило мне о Японии, куда я поехал на стажировку, сняв первый полнометражный фильм. Перед вылетом из Варшавы ко мне обратился японский студент и попросил взять сувенир для бабушки с дедушкой, который нужно было отправить по почте из Токио. Несомненно, это был самый быстрый способ доставки. Я исполнил просьбу и получил в ответ очень странное письмо на японском языке, где была сложная для перевода фраза. В буквальном прочтении она гласила: отправители не смеют и мечтать о том, что моя тень когда-либо упадет на забор их скромного дома. Я спросил переводчика, как это понимать. Оказалось, дедушка и бабушка того студента приглашают меня в гости.

Я решил поехать и предварительно отправил телеграмму, поэтому встречать меня высыпала вся деревня – как выяснилось позднее, я был там первым белым человеком с тех пор, как в 1945 году один американский солдат прошел по их пляжу. Местные жители торжественно проводили меня от автобусной остановки к скромному дому, построенному из дерева и обклеенному вощеной бумагой, как это принято в Японии. Старики ждали на пороге. Завидев меня, они упали на колени и поклонились до земли. В детстве мне привили уважение к старости, поэтому я понял, что должен сделать то же самое. Я рухнул на колени и поклонился в ответ, но, к сожалению, дверной проем был тесный, и, вставая, я повредил бумажную стену. Почувствовав себя очень глупо, я от смущения закрыл лицо руками, а пожилые хозяева тем временем до конца разорвали стену и таким образом дали понять, что ничего страшного не случилось.

Я постоянно рассказываю эту историю как пример высочайшей культуры, проявленной, кстати, простыми людьми, которые смогли понять мои чувства и прекрасно выразили это, сделав шаг навстречу.

Красивых поступков немало, но всегда найдутся люди, пытающиеся доказать, что везде кроется подвох, что благородство – лишь маска лицемерия, а каждый на самом деле печется только о своих интересах. Это крайность, и надо признать: настолько глубокое неверие в бескорыстное добро обедняет жизнь человека, исповедующего подобные взгляды.

Мой сосед по дому в Варшаве пережил личную драму: от него ушла жена. Через несколько лет он женился во второй раз, а первая жена умерла. Осталась не слишком приятная бывшая теща. Сосед, видя, как тяжело несчастной женщине одной, предложил ей переехать к нему и заботился о ней до самой ее смерти. Моя мать была свидетельницей этого акта неслыханного благородства и поделилась своим восхищением с уборщицей, работавшей и у соседа. Она пожала плечами и рассудила, что никакое это не благородство, и вообще такого в жизни не бывает – наверняка он рассчитывает получить после смерти бывшей тещи наследство. Наш сосед был зажиточным человеком, а у тещи могла найтись разве что какая-нибудь жалкая бижутерия. В общем, гипотеза уборщицы была идиотской, о чем и сказала ей мать. Та решительно парировала, что ее уже не провести, поскольку она смотрит телесериалы, видела “Бедняка, богача” и знает, что все в этом мире тянут одеяло на себя. Наверное, стоило рассказать ей, как мой студенческий друг, уехавший в Америку, сделал для меня кое-что, о чем я узнал лишь спустя тридцать лет. Так вот, сам еще только вставая в США на ноги, он купил мне билет до Нью-Йорка на фестиваль, куда взяли мой второй полнометражный фильм. Более того, он проследил, чтобы билет пришел от фестиваля и я не знал, кто его оплатил. Он поступил так, понимая, что мне будет неловко воспользоваться его долларами, заработанными тяжелым трудом. И ничего не ждал взамен.

Я утверждаю, что мы живем ради культуры, хотя все считают иначе – якобы ради счастья. Даже американская конституция гарантирует каждому человеку право на его поиски. О счастье написана не одна книга, и я не хочу разглагольствовать о том, насколько это мутное понятие, а лучше расскажу о приключении с Андреем Тарковским в Колорадо. Мы были там в 1980-е годы на кинофестивале: я с “Императивом”, Андрей с “Ностальгией”, – и вместе участвовали во встрече со зрителями. Рядом с Андреем сидел переводчик, я выступал модератором, ибо разговор человека из России с американцами был труден по мировоззренческим соображениям, и переводчика тут было явно недостаточно. В самом начале встречи Тарковскому задали из зала вопрос: что нужно делать, чтобы быть счастливым? Тарковский выдал на это целый ряд определений, увы, понятных и без перевода на английский (такие слова, как идиот или кретин, универсальны). Я попросил Андрея сформулировать, почему, по его мнению, это глупый вопрос. Андрей проворчал: “Чего он морочит голову, зачем он вообще об этом задумывается? Неважно, будет ли он счастлив”. “А что же тогда важно? – спросил я. – Скажи, что имеет в жизни значение, если счастье, по-твоему, не имеет”. Андрей пожал плечами и ответил: “Всем ведь известно, что самое главное: нужно понять, зачем мы пришли в этот мир, найти свое призвание и следовать ему, а по пути мы будем то счастливы, то нет. Это несущественно”.