Цель номер один. План оккупации России - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Антонов cтр.№ 193

Сие отступление сделано мной ради очень простого вывода: поскольку скелетом современной армии являются специалисты и поскольку иным военным специальностям трудно обучить за срок призыва, а иным и просто невозможно, постольку в армии должны служить профессионалы.

О военном обучении

А теперь, высказав свои соображения в поддержку положения о «профессиональной» армии, выскажу и соображения против.

Достаточна ли профессиональная армия для современной войны? Ведь из того, что наблюдается явная тенденция отхода от массовости, вовсе не значит, что массовости вообще не может быть ни в каком виде. Впрочем, тут и гадать особенно не надо. Достаточно просто посмотреть на трудности, которые сразу же начала испытывать профессиональная американская армия даже не из-за войны – всего лишь из-за двух неприлично затянувшихся масштабных военных экспедиций, в Афганистан и Ирак: опять в Америке начал подниматься вопрос о… переходе к призыву!

Получается, что тенденции тенденциями, но без массового резерва военнообязанных не обойдешься? «На всякий пожарный», как, помнится, говорил герой фильма «Бриллиантовая рука».

Да. Только надо здесь указать на первую ошибку, обычно допускаемую в разговорах про армейскую реформу: отождествление военного обучения с призывом.

Дело в том, что известная кампания в пользу «отмены призыва» – будем говорить откровенно – имеет четкий политический подтекст: в демократическом государстве не должно такое количество населения проходить сквозь столь недемократическую структуру, как армия. Один из постулатов современного «гражданского общества» – разделение армии и общества прочной стеной; армию надо изолировать, сделать ее маленьким островком, подконтрольным этому «гражданскому обществу». Понятно, что, когда активно насаждается такая модель общества (или пародия на нее), то забота о «компактной армии» оказывается порожденной вовсе не пригодностью ее для решения военных задач, а совсем иными соображениями.

Однако всеобщее военное обучение (всевобуч) на самом деле нисколько не находится с противоречии с концепцией армии профессионалов; это совершенно разные вещи, из разных плоскостей. И чтобы разобраться с этим, надо понять, зачем был нужен призыв.

Переход к призыву в СССР произошел накануне Второй мировой войны и стал (очень запоздалым) ответом на появление в нацистской Германии огромной армии. А послевоенная советская военная доктрина, призванная отвечать на условия «холодной войны», предполагала, что в ответ на нападение американских империалистов мы тут же даем приказ группам войск, расквартированным в Восточной Европе. И эти полностью отмобилизованные, максимально боеготовные войска переходят в наступление в направлении к Атлантике: сначала бросаются в бой танки при поддержке авиации, затем по следам танковых гусениц продвигается мотопехота. Если американцы обложили нас по всем уязвимым направлениям своими ракетами, то и мы нашли уязвимое место в обороне Запада – относительную близость Европы к нашим границам.

А наличие мощного первого эшелона на западной границе предполагало, конечно, и наличие второго, расположенного внутри страны. Короче, та концепция зиждилась на наличии огромной армии, готовой вступить в бой в любой момент!

А что значит – полностью боеготовная армия? А это значит, что ее контингент должен состоять из профессионалов, готовых к войне в любой момент и умеющих воевать.

Можно считать, что солдат-срочник как бы временно становился профессиональным бойцом (поскольку в любой момент он мог быть брошен в бой). А статус профессионального военного обязательно предполагает ломание личности, благодаря которому человек превращается в винтик войны. Ибо для того, чтобы воспитать настоящего солдата, необходимо сначала растоптать его личность – увы, это печальный закон для всех армий мира. И через такое ломание должен был проходить и призывник, раз из него вознамерились за короткий срок сделать полноценного воина. Именно ради такой обработки его отрывают от семьи и увозят на долгие месяцы далеко-далеко. И вот ты оказываешься в месте, в которое тебя привезли вслепую, в войсках, которые ты не выбирал. Ты не просто оторван от родных: рядом с тобой нет ни друзей, ни подруг, а есть только такие же несчастные, как ты, назначенные тебе на ближайшие два года в друзья волей командиров. Ты не можешь искать защиты от местных хулиганов («дедов») в милиции – ее тут нет (что вообще-то очень не здорово); часто даже природа за окном казармы чужая, незнакомая, безрадостная. От такого поворота у новобранца возникает, разумеется, тяжелый психологический шок; он начинает искать выход и вскоре понимает, что нет и не будет у него родных, кроме папы-командира и «мамы»-замполита, как и не будет друзей, кроме соседей по казарме. Пережив сильнейший психологический слом, он становится в руках командира послушным, как пластилин, и готов идти за ним всюду, как утенок за уткой, ибо знает, что нет для него теперь родней людей, чем армейские командиры и начальники. После такой ломки бойца можно будет послать приказом куда угодно – хоть в эпицентр ядерного взрыва! Что и требовалось.

Поэтому когда генералы разглагольствуют на предмет того, как замечательно армия воспитывает, дескать, приходит туда мальчик, привыкший за маменькину юбку держаться, а возвращается уже мужчина, то к этому надо относиться с определенной долей скепсиса. Потому что генералам совершенно по барабану, кто выйдет из армии – мужчины, женщины или роботы: для них главное, чтобы из призывников получалось хорошее, послушное пушечное мясо. Нельзя, конечно, отрицать роль армии в деле возмужания призывников, но ведь то же можно сказать и про зону!

(Отметим при этом, что в различных спецподразделениях подбор личного состава как раз происходит-то на принципах добровольности или во всяком случае психологической совместимости – настолько важна там слаженность действий бойцов. То есть, когда речь идет о чем-то действительно важном и уникальном, военные быстро отказываются от своего любимого принципа «не хочешь – заставим». И наоборот, если солдат заставляют сплачиваться принудительно, то это верный признак того, что их рассматривают просто как безликое топливо для войны.)

Подчеркну, что армейский призыв со всем его негативом являлся следствием даже не холодной войны, не противостояния систем, а конкретной военной доктрины. Призывное рабство, эта новая рекрутчина, было тем, чем платил наш народ за эту концепцию будущей войны. В силу того, что доктрина так и осталась на бумаге, вряд ли можно что-то конкретное сказать – хороша она была или нет. Но она несла в себе все же некую логику, почему народ десятилетиями ее не только терпел, но и видел в армии с ее призывом нечто величественно-государственное. Не то сейчас.

И не надо пытаться заводить речь про необходимость защиты Отечества, обострение международной обстановки, вероятность новой «холодной войны»… И обстановка, естественно, обостряется, и «холодная война» уже стоит на пороге, а вот старой доктрины уже не будет; не может быть такого, чтобы при первых залпах армады бросились «мыть сапоги в Н-ском океане» (даже одна лишь демографическая ситуация этого не позволит).

Поэтому вместо призыва нужна всеобщая военная подготовка — дело вполне разумное и нужное. Но нужно ли в ней воспроизводить то насилие над личностью, которым отличалась призывная система? Нужно ли надолго отрывать обучающегося от дома, от друзей и (главное) от невест? Надо ли бросать его в совершенно незнакомую среду, чтобы та перемолола его в послушного робота-винтика? Нет, ничего этого при нормальном военном обучении не надо. Ведь военное обучение что должно давать: