Колдун на завтрак - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Белянин cтр.№ 36

— Если не пройдёт, давай на заре к полковому лекарю! — строго напомнил я. — Мне хромой денщик не нужен, а наш врач хоть и глушит горькую, чертенят в колбу собирая, всё равно дело своё знает!

— Не кипешуй, хлопец, я ж не помираю, — улыбнулся старик. — Давай-ка проводи меня до места и сам марш спать. Завтра всё видно будет: и тебе и мне…

Я помог ему улечься на простое ложе, потом сбегал притащил старый тулуп и укрыл его до пояса. Прохор говорит, что в тепле боль уходит. Пусть будет тепло. Хотелось сделать ещё хоть что-то, но от чая он отказался, развлекаться разговорами не захотел и снова погнал меня спать.

Ладно, что с больным спорить. Я полез по шаткой лестнице наверх, удобно устроился в душистом сене и уснул действительно быстро. А пока засыпал, думал о том, на кого всё-таки больше была похожа эта серая тварь? На волка, на собаку, на перекинувшуюся ведьму Фифи, на цыгана или ещё на кого… С тем и уснул.

Встал рано, часов в пять утра, от невнятной тревоги и беспокойства. Это во мне «характерничанье» пробивается, не иначе. Не всегда вовремя, конечно, и редко когда так, чтоб в предупреждающей форме, то есть до того, как проблема только-только замаячит на моём жизненном горизонте. Обычно чувство опасности и тревоги даёт о себе знать гораздо позже, когда уже никуда не денешься. Да что ж это я, прости господи, разболтался? У меня же там денщик болеет…

— Прохор!

— Да не сплю я, не сплю, ваше благородие, — слабо откликнулся он, сидя на том же чурбачке у входа в конюшню. Лошади нервно фыркали, дядин арабский жеребец тихо и сострадательно ржал у себя в стойле, я не знал, к кому бросаться в первую очередь, пока вдруг не заметил, что мой денщик осторожно ощупывает левую ногу, ту самую, куда его вчера ударил бешеный зверь.

— Что, стало хуже? — Я присел на корточки перед верным другом, приложил ладонь к его лбу. — Да ты весь горишь, как печка!

— Ничё… это так… знобит просто…

— Жар у тебя! А ну ногу покажи! Мать честная! Распухло-то как…

Синяки увеличились едва ли не втрое, потыкал пальцем — они были твёрдые, как камень, и зелёные, словно тина. Плохо дело, очень плохо…

— Я за полковым лекарем!

— Да он спит, поди, опять пил вчера.

— А сегодня протрезвеет! — Я быстро выпустил из стойла рвущегося на выручку араба, накинул узду, вспрыгнул ему на спину прямо так, без седла, пустил в галоп. Ворота не распахивал, невысокий забор мы просто перепрыгнули, этот конь сигает круче горного козла, поэтому, перелетая через плетни и тыны, я добрался до хаты нашего лекаря за какие-то считаные минуты.

Как и предполагалось, он спал. Причём не один, а со своей домохозяйкой, у которой официально снимал лишь койку. О том, что койка сдаётся вместе с хозяйкой, они, видимо, договорились уже сами по ходу дела…

— Наумыч! Вставай, у меня Прохор заболел! — начал орать я ещё с крыльца. Тишина. Ну я толкнул дверь, не заперто, и добавил погромче уже в сенях: — Жар у него! Какая-то собака вчера укусила, а поутру ногу раздуло!

Опять ни ответа ни привета. Ладно, леший с вами, я два раза предупредил, кто не спрятался, я не виноват. Я пнул последнюю дверь и ворвался в хату, обнаружив нашего лекаря Фёдора Наумовича Бондаренко, тощего как глист, кучерявого как еврей и любвеобильного, как три армянина сразу, дрыхнущим в объятиях крепенькой сорокалетней бабёнки в длинной исподней рубахе…

— Ты чё орёшь, басурманин? Видишь, спит Феденька. Тяжёлый день у него был, пущай твой, как его там… попозже зайдёт… ближе к вечеру.

— Вставай, Наумыч, не доводи до греха!

— А я говорю, ты чего орёшь, ирод?! — едва ли не громче меня взревела тётка. — А ну вон из моей хаты! Не то сёдня ж твоему генералу жалобу подам, что ты на меня сам напал и сильничать грозился-а!

У меня не нашлось слов. Вот бывает так иногда, перемкнёт в груди, и всё! И дышать нечем, и убить эту дуру нельзя, и переорать её, чтоб ещё громче, тоже не получается, со всех сторон одни обломы — это ж какой стресс для психики! Очень полезное слово, Катенька научила…

Так о чём это я? А-а, вспомнил! Я бросился назад в сени, схватил лохань с водой для умывания и, вновь распахнув дверь ногой, выплеснул её содержимое прямо на сладкую парочку…

— И-ий-и-и-йя-а-а-а!!! — на совершенно невероятной ноте завизжала домохозяйка, так что мне едва удалось успеть натянуть папаху на уши, но половина посуды в доме точно перекололась насмерть.

Однако зато Фёдор Наумович сел в мокрой кровати, поднял на меня умеренно осмысленный взгляд и вежливо поинтересовался:

— Хорунжий Иловайский, в чём дело-с? По каковой причине имеете честь меня тревожить-с?

— Прохор заболел, денщик мой, вы его знаете. Вчера на него напала бродячая псина, а сегодня у него вся нога в жутких синяках. Как бы не заражение крови…

— Возможно-с, возможно-с. — Фёдор Наумович достал из висящих на спинке кровати уставных шаровар погнутое серебряное пенсне и водрузил его себе на нос. — Однако не стройте из себя врача-с, милейший! Не вам диагнозы ставить-с! Ваше дело…

— Да знаю, знаю, — взмолился я. — Ну простите меня, Христа ради, и пойдёмте к Прохору. Он там горит весь!

— Нет, я не могу-с так сразу, — зевнул главный лекарь нашего полка. — Мне надо умыться, одеться, позавтракать, похмел… В общем, привести себя в порядок. Буду как смогу-с, буквально через пару часов. Идите, юноша!

— Ах ты скунс с пипеткой, — в чувствах выразился я, цапнул его за руку, одним рывком взвалил на плечи и ринулся вон.

Ни сам Фёдор Наумович, ни его верная пассия даже не успели сообразить, что, собственно, происходит, как я перекинул его на спину коня, поцеловал жеребца в умную морду и тихо попросил:

— Доставь по назначению. Только не урони!

Арабский жеребец понятливо кивнул и дунул с места так, что чёткая тень его ещё несколько секунд в недоумении оставалась лежать посреди залитого утренним солнышком двора.

— Иловай-ски-и-ий… — только и успел взвыть лекарь из необозримой дали сельской улицы.

— Мать твою-у… — слаженным дуэтом поддержала его сожительница.

«Не ложися на краю», — захотелось продолжить мне. Но толку-то вам теперь материться? Я забекренил головной убор, молодцевато козырнул и благородно отступил по улице, не дожидаясь, пока тётка опомнится и кинется на меня с ухватом или скалкой.

Не то чтоб я боялся, нет. Просто ну не самое красивое было бы зрелище. Вот только представьте себе бравого хорунжего Всевеликого войска донского, бегущего по селу от возбуждённой, нечёсаной женщины, в одной исподней рубашке и тапках на босу ногу, с предметом кухонной утвари, применяемым явно не по прямому назначению. Ну смешно же и нелепо, правда?

Хотя, когда русские бабы теми же предметами Наполеона били, общественным мнением оно только приветствовалось, ибо патриотизм был, а с ним и иной коленкор! Короче, если кто сочтёт, что я просто удрал, то… да, я удрал. Чего и не стыжусь и о чём не жалею.