Невероятная история Вилима Мошкина - читать онлайн книгу. Автор: Алла Дымовская cтр.№ 47

– Поняли, поняли, не беспокойся, – вдруг перебил его тираду Дружников, голосом насмешливым и глухим одновременно, – особенно те, кто стрижет твоих кооператоров, как волк овец.

– Это временное явление, государство обязательно в будущем приведет налоги к разумному уровню, – будто свысока успокаивающе пояснил велеречивый Кубик.

– Да причем здесь налоги! Умный налогов не платит. А за каждым частником, поглядеть, так Стенька Разин с дубиной сыщется. Только твой кооператор шерстью обрастет, тут суровый дядька его и обдерет как липку. Слыхал такое слово – «рэкет»? И ничего твое государство с ними не поделает. Рэкетир он и милиции, и начальству из партийных отстегнет и привет! Знаешь, сколько цеховиков подпольных на одном нашем Кавказе? На кой хрен им твой налог и кооператив? И так все имеют. И будут иметь. Дальше больше, – закончил свою отповедь Дружников.

– Тебя послушать, так безобразия никогда не кончатся? – с высокомерием знатока вопросил Кубик.

– Почему же, не кончатся. Кончатся. Вот как все растащат, так все и кончится. А потом по новой начнется. Среди тех, кому не хватило, – ответил Дружников и недобро оскалился.

– И что же делать? – вдруг вмешался в спор Зуля. «Дальше больше!», м-да… Дружников становился ему все интереснее.

– Что делать? Что делать. Не зевать, прибирать к рукам все, до чего дотянешься… А после можешь и другим благодетельствовать, – добавил Дружников, поймав на себе не один косой взгляд. – Лучше уж пусть порядочным людям достанется, чем тем же рэкетирам. Они с народом делиться не будут. Трепаться все мастера, а как замараться для общей пользы, так никто не хочет. Дождутся, что гикнется все им же на головы. Реформаторы хреновы!

– То есть как это? То есть ты не веришь в будущее новой советской экономики? – взвизгнул как ошпаренный Кубик.

– Верят в бога, – спокойно ответил ему Дружников.

– А что, он верно сказал! – раздалось вокруг несколько здравомыслящих голосов.

– И вы туда же! Это нечестно! – обиделся на приятелей Кубик.

За столом заспорили уже на повышенных тонах. А Матвеев на время словно выпал из общего течения. Смутные мысли бродили в его голове, пока еще не стремясь принять нужную форму, но только нащупывали направление. С Зулей происходило то же самое, что бывает в детской, давно известной всем игре. Необходимый ему предмет спрятан в комнате, где он с завязанными глазами ищет его под шумные крики «холодно-горячо», и перед собой имеет только два пути: найти схороненную вещь или, сдернув повязку, сдаться и выйти из игры. Теперь же, блуждая в потемках своего страха, Зуля явственно слышал голос, подсказывавший ему: «теплее, теплее». Еще не вполне понимая свой неосознанный интерес к Дружникову, на всякий случай Матвеев решил непременно понаблюдать за «странным типом» и, если понадобится, то и сблизиться с ним. Так же, как и когда-то с Вилкой, когда друг его был еще вполне человеком.

Вскоре у спорщиков кончилась закуска. Анечка с Леной вышли на кухню, настрогать еще бутербродов с копченым сыром и колбасой, открыть новую банку с болгарскими огурцами.

– Это сожрут, и я не знаю, что еще на стол нести, – сокрушалась Ленка, – есть пара банок камчатских крабов и фирменные сосиски, но им это на один зубок. Что мертвому припарка.

– Можно картошку отварить, – предложила ей Анечка.

– Можно, только возиться неохота, разве, что в мундирах, – согласилась с ней Ленка.

Они принялись мыть картофелины и складывать их в объемистую, эмалированную кастрюлю.

– Ну, и как тебе наш Олег? – спросила между делом Анечка для поддержания разговора.

– Противный, – неожиданно ответила лояльная ко всем лицам мужского пола Торышева, – не пойму, на что он вам сдался?

– Ленка, ну что ты мелешь! Что значит, сдался! Он наш друг. А ты так говоришь, будто мы с Вилей аквариумных рыбок прикупили. Или собаку завели.

– Лучше бы собаку. Те хоть преданные, – с несвойственной ей настойчивостью гнула свою линию Торышева.

– Ты что, выпила лишнего? – изумилась Анечка, – видишь человека первый раз в жизни, и уже наговариваешь. Тебе-то он что плохого сделал? Подумаешь, не нашего круга! Он же не виноват, что не москвич и из крестьянской семьи. Мы тоже были бедные, помнишь? А ты меня любила.

– Причем здесь бедный, богатый! Он на тебя смотрит! – выкрикнула Ленка и отвернулась, обиженно надув губы.

У Анечки отлегло от сердца, и она рассмеялась.

– Ох, ну до чего ж ты у мамы дурочка! Да на меня все смотрят, я уже притерпелась. Что ж, Олег, он тоже человек. Ну, смотрит, но, заметь, не пристает и с пошлостями не лезет. Да и не до глупостей ему. Тут бы выжить. И потом, он знает, у меня есть Вилка. Вообще, Олег, он хороший.

– Он злой и хитрый. Деревенский кулак. Таких раньше обзывали куркулями. И лицо у него несимпатичное, прямо до отвращения, – стояла на своем Торышева.

– Ну, что мне с тобой делать, скажи пожалуйста? – Анечка уже открыто забавлялась Ленкиной обидой, – Если не писаный красавец, значит, плохой и гадкий. Нельзя же так! Конечно, по сравнению с ним твой Зуля просто Аполлон и Рудольфо Валентино вместе взятые. Кстати, Зуля говорил, вы на будущий год решили пожениться. Правда?

Ленка вместо ответа смущенно захихикала. Но потом все же снизошла до подробностей. Разговор сам собой ушел в иную сторону.

После автомобильной вечеринки, где и состоялось поверхностное знакомство Зули и Дружникова, лично Матвеев сталкивался с ним не раз, сначала случайно в общей компании с Аней и Вилкой, потом нарочно, по собственной инициативе.

Сделавшись студентом, Зуля Матвеев словно по волшебству преобразился. Может, тому способствовал сам дух академической среды, может, накопленное количество по закону трансформировалось в иное качество. Зуля избавился от некоторой, свойственной ему полноты, скорее напоминавшей младенческую пухлость, и стал походить на подтянутого физически победителя теннисных турниров. Исчезла и непредвзятая скромность в одежде. Матвеев отныне предпочитал являться даже на рядовые лекции исключительно в фирменных, отглаженных костюмах, темно-серых и стальных тонов. Правда, ношением галстуков себя пока не обременял, предпочитая водолазки или рубашки со стоячим «пасторским» воротничком. Щеголял изящным кожаным портфельчиком в руке, пренебрегая студенческими рюкзачками и бесформенными сумками. Чем-то неуловимым Зуля отныне напоминал своего отца Якова Аркадьевича, хотя и сильно уступал ему в солидности. После того, как Матвеев решительно состриг буйные каштанового цвета кудри и уложил волосяной остаток в строгую, короткую прическу с кокетливой челкой, его с успехом можно было звать на «Мосфильм» сниматься в ролях удачливых, подающих надежды сотрудников посольств или иностранных фирмачей. И тем более для не слишком хорошо знавших его приятелей был темен Зулин искренний интерес к несуразному «мехматовскому» пугалу. Только Вилка и Анечка не видели в том ничего удивительного, свято веря в Зулино благородство и в достойное правило: друг моего друга – мой друг. Ошибались они даже не в Зулиных намерениях, а в присущем им знаке, и ставили плюс там, где вернее подошел бы минус, что для математиков, конечно, было непростительно.