– Жучки, что ли, установишь? Или филеров пошлешь? – съехидничал Вилли и потянулся тишком за новой сигаретой. Лена стукнула его по руке. – Ну-у, последнюю?
– Только одну, – строго посмотрев на него, все же разрешила Лена. – Надо будет, установлю и пошлю. Но, думаю, до этого не дойдет.
– Интересно, кто из них? Рафе иудины лавры на голову не налезут, а запугать его – надорвешься до грыжи. Скачко? Вряд ли. Василий Терентьевич далеко не дурак. К тому же он стопроцентный обыватель.
– Поясни последнюю мысль, – попросила его Лена.
– Махровому обывателю, рядовому и добропорядочному, с Дружниковым никак не по дороге. Потому что, дороги у них разные. Ничего такому обывателю Олег предложить и дать не может. У него попросту нет походящего товара. Василий Терентьевич и ему подобные другие Василии Терентьевичи и Сидоры Ивановичи хотят покойного завтрашнего дня, честно заработанного достатка, надежного закона, защищающего этот достаток, свободы торговли, и правительства, которое можно за все ругать. Смысл их жизни, в большинстве случаев, – передать сбереженное в заботах имущество хорошо воспитанным детям. И этих детей Василии Терентьевичи полагают центром своего существования. Поэтому на них, как на китах, стоит весь современный цивилизованный мир. Следовательно, войны, передряги, безумные диктаторы и катаклизмы им не нужны.
– То есть, даже если Дружников предложит нашему Скачко выгодное соглашение, то Василий Терентьевич наотрез откажет? – Лена сделал вид, что понимает основную мысль генералиссимуса.
– Не так. Дружников не может предложить выгодное соглашение Скачко, потому лишь, что у него нет ни единого варианта подобного соглашения. И Василий Терентьевич, я уверен, это понимает. Какую бы сиюминутную прибыль ни посулил ему Дружников, наш Василий Терентьевич не прельстится. Потому как он человек осторожный и дальновидный. Он знает, что за временной взяткой последует непоправимый убыток. Что год, другой, он проживет с сыром и маслом на хлебе, а всю оставшуюся жизнь он и его дети будут черпать из всеобщего тюремного котла баланду. Спрашивается: оно ему надо?
– Отсюда вывод: предатель не кто иной, как Грачевский, – быстро проговорила Лена, и сама рассмеялась нелепице.
– Еще большая и полная чушь. Эрнеста Юрьевича можно однозначно исключить. Не потому, что он лично мне очень симпатичен и мы серьезно сдружились. Подумай сама, – предложил Вилли с подначкой.
– Уже подумала. Ничего не получается. Люди, подобные Грачевскому, не падают дважды. Он и без того насилу отмыл случайно замаранную честь, и теперь его можно пытать хоть в гестапо, но больше грязи на себе он не допустит. Я таких знаю. На вид слабые и безобидные. А если один раз согнулись и пережили, то вдругорядь на них где сядешь, так в том же месте и слезешь.
– Все равно. Как ни крути, это кто-то из них, – сокрушенно покачал головой Вилли.
Тревоги с осени начали нарастать. И везде Вилли мерещилась рука Дружникова. Затонула атомная подлодка – он уже подозревал козни двигателя. Разве не Дружникову выгоден подрыв державной власти? Падал ли самолет, сходил ли с рельс поезд, любые трагические и масштабные сообщения в новостях он склонен был приписать «ОДД». Лена просила его не сходить с ума. И подумать головой: зачем Дружникову топить дорогостоящую лодку с полным боевым вооружением, если в будущем она может пригодиться ему самому. Ведь Дружников бессмысленных трат не уважал. Президента же «ОДД» при желании мог скомпрометировать любым иным доступным способом, не нанося ущерба своим потенциальным владениям.
Только Вилли нового владыку Кремля жалел. Видел в экранном пространстве его худенькую, щуплую фигурку, представлял рядом с ней могучую дикость Дружникова и жалел. Президент в его видениях являл собой образ невинно убиенного святого Глеба или Бориса попеременно, Дружников же неизменно присутствовал Окаянным Святополком. И одному лишь Вилли было по силам остановить грядущее избиение младенцев. Порой безотчетно рвался он предупредить не ведающего страшной опасности главу государства и посоветовать на всякий случай запереться в противоатомном бункере. Но, во-первых, кто его пустит в Кремль, а во-вторых, мало толку от свинцовых стен против свихнувшегося Стража двигателя. Иногда он клял себя распоследним словом за то, что растратил свой дар на недостойного и по пустякам. Ах, как бы пригодилась его способность рождать вихри удачи именно теперь. Когда он смог бы прикрыть им будущую жертву Дружникова. Что было бы ему вполне по силам. Новый президент Вилли определенно нравился.
К Новому году созрела и вторая возможность выйти на «цель». На сей раз вперед прорвались Рафа и Василий Терентьевич. Праздничный концерт в Кремле, со всеми вытекающими отсюда последствиями. По регламенту продюсеру и администратору звезды полагалось быть за кулисами на всякий непредвиденный случай. Вот Вилли и пойдет в качестве этого самого администратора вместе со Скачко. Очень близкий контакт, возможно, и не понадобится. Вилли хорошо помнил, что в прошлый раз достал Актера из середины партера. А Дружников, падкий на всякого рода почести, вряд ли удовлетворится местом на галерке. Искать его надо будет в передних рядах. Плохо одно. Столько времени прошло, но поиск предателя не завершился никаким результатом. Проверка Леной возможных передвижений и разговоров, непосредственных и телефонных, ни черта не дала. Крестоносцы были чисты, аки ангелы. Вилли уже подумывал, что Илья, которого он, кстати сказать, ни разу не видел, и потому имел полное право сомневаться в способностях Сашенькиного сына, напутал или попросту разыграл их, намеренно введя в заблуждение. Хотя он и Лена, с другой стороны, пришли к похожим выводам. Как бы то ни было, завтрашний концерт все расставит по местам. Если Дружников придет, вопрос отпадет сам собой. А если нет… Вот тогда Вилли намеревался всерьез взять крестоносцев за шкирку. Чтобы Лена там ни говорила.
Ехали втроем, Вилли, Василий Терентьевич и Рафа. Во избежание «мало ли чего» машину вел Скачко. Костюм, гример и иже с ними были отправлены вперед. И ничто не мешало сосредоточиться на грядущей военной операции.
– Вы, генерал, не переживайте, я со сцены буду смотреть. Все равно у меня «фанера» на подстраховке. А как увижу – дам знак. Ты, Василий, тоже гляди в оба.
– Учи ученного, – огрызнулся Скачко. На людях Василий Терентьевич и Рафа препирались постоянно и не всегда придерживаясь цензурных нормативов. А вообще-то ладили меж собой неплохо и работали складно, как пара разномастных, но добросовестных лошадок.
Единственно, чего не выносил Скачко, так это жалоб со стороны Рафы на несчастную любовь. Потому что отношения Совушкина и прекрасной, чернобровой Илоны зашли в тупик и не желали оттуда выходить. Чем большую страсть в ухаживаниях выказывал Рафа, тем холодней и пренебрежительней обращалась с ним возрожденная и обновленная за счет генералиссимуса звезда. Однако, не прогоняла совсем. Но и благодарностей за первое трудоустройство и хлопоты Рафе не выражала. Держала на поводке и не подпускала близко. Лена Матвеева, однако, Илону всячески оправдывала. И новая карьера складывалась у госпожи Таримовой успешно, и душевное равновесие лишь недавно вернулось на свое место. Понятно, Илона не хочет рисковать. К тому же, Рафа, что и говорить, впечатление однолюба никак не производил. Тут разумнее всего выходило обождать. Что влюбленного Рафу никак не утешало. А крестоносцам от Илоны по-прежнему не предвиделось толку.