Кладбище Святой Маргариты не было таким замусоренным. Траву тут постригли в конце лета, поэтому она была низкой. Пятна света наших фонариков танцевали в темноте, как игривые светлячки, иногда лучи скрещивались, потом уплывая прочь.
Воздух был неподвижным, холодным, настолько холодным, что обжигал руки сквозь перчатки и заставлял меня дрожать. Я надела вязаную шапку и шарф, но нос у меня совершенно замерз. Толливер, в нескольких шагах впереди меня, потер руки и заставил луч своего фонарика затанцевать.
Ночь казалась пропитанной густым ожиданием, от которого у меня мурашки бежали по спине. Я попыталась расслышать за деревьями шум машин на дороге, но крутом царила полная тишина. Я почувствовала укол тревоги.
Конечно же, несмотря на деревья, я должна была видеть свет фар едущих по шоссе машин. Я пошла медленнее, внезапно ощутив, что потеряла ориентацию. Наши фонарики как будто стали светить тусклее. Нужное место было уже близко, но почему- то я не могла его найти. Шум, исходящий от тел вокруг меня, казался необычно ясным и громким для таких старых трупов. Я хотела окликнуть брата, но не смогла.
Внезапно Толливер обеими руками очень крепко схватил меня за предплечье, мгновенно меня остановив.
— Смотри под ноги, — странным голосом произнес он.
Я посветила фонариком вниз. Еще один шаг и я бы упала в открытую могилу.
— О господи! Чуть не свалилась. Спасибо. Ты ничего не слышишь? — прошептала я.
Одна рука скользнула вниз по моей, сжала, потом выпустила. В этой костлявой руке было нечто странное.
А потом я поняла, что свет фонарика Толливера направлен на меня с другой стороны могилы.
Мое сердце заколотилось так сильно, что мне подумалось: его удары могут разорвать грудную клетку. Я опустилась на колени на мягкую, недавно потревоженную землю.
— Видишь? — сказал чей-то голос, хотя я не могла бы определить, откуда он раздался.
С нарастающим чувством ужаса я направила фонарик вниз, в могилу.
В ней было еще одно тело.
Глава восьмая
Толливер как будто не в силах был сдвинуться с края открытой могилы, и мы оба светили фонариками на труп.
— По крайней мере, я туда не упала, — ухитрилась произнести я. Мой голос прозвучал для меня самой хрипло и странно.
— Он тебя остановил, — заметил Толливер.
— Ты видел его? Ясно?
— Только силуэт.
Даже голос брата был напряженным и задыхающимся.
— Невысокий человек с бородой.
Такое с нами случалось впервые. Это было все равно что прослужить бухгалтером пять лет, а потом внезапно получить ряд незнакомых цифр, которые требуется просчитать за пять минут.
Толливер нетвердым шагом обошел вокруг могилы, чтобы опуститься на колени рядом со мной. Он обхватил меня руками, и мы неистово вцепились друг в друга. Мы дрожали, сильно дрожали — не от холода, а от близости к неведомому.
Я издала тихий звук, ужасно похожий на скулеж.
— Не бойся, — успокоил меня Толливер, и я слегка повернула голову, чтобы сказать, что боюсь не больше, чем он, — значит, ужасно боюсь.
Он поцеловал меня, и меня утешило его тепло.
— Это тонкое место, — сказала я.
— Что-что?
— Место, где иной мир очень близок к нашему, отделен от него только тонкой мембраной.
— Ты снова читала Стивена Кинга.
— Я чувствовала себя странно с того момента, как мы сегодня попали сюда.
— Не так, как тогда, когда мы были тут в первый раз? Вчера?
— Давние трупы всегда ощущаются слегка по-другому в отличие от недавних. Может, я видела смерть более ясно, более подробно.
Я крепче вцепилась в брата. Теперь, справившись с испугом после появления призрака, я боялась множества других вещей. Ну и в историю мы попали!
— Что будем делать с телом, Толливер? Мы ведь не станем звонить в полицию? Мы уже под подозрением.
Я питала по отношению к закону в лучшем случае двоякие чувства. Я не могла обвинять полицейское управление Тексарканы за то, что те не знали, что творится у нас дома, когда я была подростком. В конце концов, мы всеми силами старались это скрыть. Я едва ли могла обвинять их в том, что они не нашли Камерон, ведь я лучше остальных знала, как трудно найти труп. Но теперь, когда я стала взрослой, больше всего на свете я ценила возможность строить свою жизнь так, как я хочу. Закон мог в мгновение ока отобрать это у меня.
— Никто не знает, что мы сюда поехали, — произнес Толливер, словно размышляя вслух, — Никто не вышел отсюда с тех пор, как мы сюда явились. Держу пари, мы можем уйти и не попасться. Но кто- то должен вытащить тело из могилы. Мы не можем просто оставить его здесь.
Я начала успокаиваться.
— Кто это? — спросила я более твердым голосом.
В конце концов, мертвые — мое поле деятельности. Я вовсе не беспокоилась из-за того, что рядом находился труп. Я беспокоилась о другом: вдруг полиция заподозрит, что этот труп — моих рук дело.
— Я не уверен.
Толливер говорил слегка удивленно, как будто с первого беглого взгляда должен был понять, кто лежит в могиле.
— Давай глянем еще раз, — здраво предложила я.
Теперь я почти пришла в себя.
Мы отодвинулись друг от друга и включили фонарики.
Если бы мое сердце могло провалиться еще ниже, оно бы это сделало. Так как труп лежал на животе, я не могла разглядеть лица, но одежда была знакомой. Дерьмо!
— Это доктор Нанли, — сказала я. — Он до сих пор одет так, как тогда, когда схватил меня в отеле.
Я нажала кнопку на часах, чтобы подсветить циферблат. На мое запястье как будто опустился эльф.
— Прошло три часа с того инцидента. Всего три часа. Служащим в вестибюле пришлось поговорить с доктором Нанли, чтобы заставить его уйти, поэтому они вспомнят тот случай. Хуже не придумаешь.
— Во всяком случае, не для него, — сухо произнес брат.
Но он слегка улыбался. В отраженном свете я видела слегка приподнятые уголки его губ. Мне захотелось стукнуть его, но я не была уверена, что сейчас достаточно хорошо владею руками.
— И для нас это тоже плохо, ты права, — признал Толливер.
— Мы оставили отпечатки ног? С тех пор как мы побывали тут вчера, шел дождь?
— Нет, но земля вокруг могилы была перелопачена, и я уверен, что мы повсюду оставили следы. С другой стороны, с тех пор, как ты нашла Табиту, через кладбище прошло столько народу… И мы оба в той же обуви, что и вчера.
— Но тогда тут не было этой перелопаченной земли. Я не знаю, как мы будем объяснять свой визит сюда этой ночью. Ох, мне так жаль, что я тебя в это втянула.