Пройдя по всем залам одноэтажного обширного дома, петляя так же, как он недавно петлял по улицам города, Мегила нашел то, что искал: квадратный люк в полу, прикрытый простой дощатой крышкой. Вниз вели высокие утрамбованные глиняные ступени. Вернувшись на кухню и запалив там факел, «царский брат» спустился вниз. Только осветив обширный подвал, только окинув его взглядом, он понял, что хозяин сюда больше не вернется. Ибо он сбежал, забрав с собою самое ценное. Лепившиеся вдоль стен лари были распахнуты, высокие кожаные мешки распороты, повсюду валялись каменные флаконы, шкатулки, кувшины и кувшинчики, связки каких-то корней, веток, покрывала всё россыпь мертвых разноптичьих перьев и крупной разноцветной крупы. На двух деревянных столах громоздилась перевернутая или испачканная посуда, валялись опорожненные масляные светильники, огарки. В тускло отсвечивающих лужах темной жидкости валялись грязные бронзовые ножи, непонятные крючья, стояло несколько весов разного вида, от больших, на которых торговцы взвешивают муку, до крохотных, размером не более пары скарабеев. А под потолком стоял густой, кажется, даже различимый глазом смрад. Пламя факела торопливо затрещало при соприкосновении с ним.
Склад снадобий был выпотрошен, из него было вырвано и унесено само сердце целебности, а ненужные члены разбросаны и перемешаны, чтобы никому больше не послужить.
Мегила отвел руку, чтобы швырнуть факел в эти лужи и перья, но услышал голоса там, наверху. Кто-то расхаживал по дому. Несколько человек. Но от разгромленного подвала они еще далеко, только вошли. Погонщик быстро поднялся по ступеням. Были слышны перекликающиеся, специально приглушенные голоса вошедших.
Не воры.
Не слуги.
Солдаты. Так разговаривают солдаты, посланные с заданием.
Они еще в передних комнатах.
Мегила, все еще сжимая в руке гаснущий факел (какое-никакое, а оружие), перебежал в соседнюю залу, потом по коридору дальше, обнаружил лестницу, ведущую на крышу. Оказавшись на крыше, подполз к краю, осторожно выглянул через огораживающий барьер. Шестеро копьеносцев. И с ними молодой офицер. Значит, семеро. Оружие наготове.
Семеро, это много.
Мегила встал в полный рост и начал размахивать факелом.
Двое солдат, оставшиеся у ворот, пока остальные рыскают по дому, увидели его и закричали то, что обычно кричат в таких случаях: смотрите! смотрите!
Когда офицер взбежал наверх в сопровождении остальных, то застал там потерявшего рассудок слугу, который, обливаясь слезами и производя ртом больше слюны, чем слов, сообщил, что душа его полна печали и что великий Монту, которому он посвятил своего сына, отвратил от него лик свой. Офицер долго пытался пробиться сквозь поток бессвязного бормотания и выяснить, где хозяин дома, но ему почти ничего не удалось добиться от безумца с факелом. Факел, кстати, сразу отобрали – как бы не устроил пожара.
Оставив безумца наверху биться головой об пол, люди Яхмоса, это были они, отправились осматривать дом. Бродили по залам, отдергивали занавеси, двигали мебель, долго чихали, выбравшись из подвала. Оборвали цветочные гирлянды над входом, но это уже просто от злости, не мог же тот, кого они искали, спрятаться среди лепестков. В саду заглянули за каждый ствол, погоняли копьями рыб в бассейне, занялись службами, о чем сообщил густой гогот из гусиного загона. Из мощеного хранилища под пальмовой крышей на пыльный двор выкатились два широких языка, белый и пенный. В порыве раздраженного азарта солдаты повалили два больших кувшина с молоком и пивом.
Мегила продолжал кланяться и бормотать, каждый раз отрывая лоб, он бросал взгляд во двор, дабы видеть в подробностях все, что происходит во дворе. Обыск, кажется, заканчивался. Еще немного, и они уйдут. Хорошо было придумано – притвориться безумным слугой.
Офицер ругал солдат последними словами, уже предчувствуя, каково достанется ему от того, кто его послал. Все семеро собрались у ворот, там, где был привязан осел с повозкой.
Мегила стал кланяться чаще, так, что теперь мог почти не отрываясь наблюдать за происходящим.
Офицер ругался.
Один из солдат, дабы показать, что не виноват, что рвения у него достаточно, стал ворошить зелень, лежащую на повозке.
Мегила замер.
Еще двое солдат, прислонив к стене копья, занялись травою на повозке, как бы говоря, мы готовы землю руками рыть, но если ничего нет, то и самый ретивый ничего не отыщет. Связки травы летели в разные стороны.
Мегила вскочил на ноги и закричал как безумный.
Офицер резко повернулся к нему. Но тут раздался крик у него за спиной. Обернувшись, офицер тут же отступил на шаг и схватился за рукоять тесака. Из кучи зелени торчала человеческая рука, один из старательных солдат держал ее за указательный палец, выпучив глаза. Потом бросил и отскочил, влепившись спиной в стену.
– Я нашел его! Он здесь, здесь! – кричал Мегила, указывая пальцем куда-то себе за спину.
– Кого нашел? Что ты там несешь?! – спросил его посланец Яхмоса, продолжая коситься на странную повозку.
– Он здесь, он убегает! – топал ногами сумасшедший, показывая на дальний конец крыши.
Несколько мгновений офицер был скован оцепенением выбора. Потом велел – трое остаются здесь, трое идут с ним наверх.
Увидев, что силы противника разделились, Мегила отступил от края крыши и вытер слюну с губ. Вид у него был совершенно спокойный. Он спустился вниз, схватил первый попавшийся табурет, разломил его пополам, как жареную птицу, и, вооружившись таким образом, спрятался за поворотом коридора.
47
Аменемхет долго размышлял, как ему обставить эту встречу. Вначале он хотел принять братьев по-простому, в библиотеке, как это часто происходило прежде. Без соревнования свит, без пения гимнов. Мудрый, престарелый, но еще крепкий дядюшка встречает своих взрослеющих, но еще нуждающихся в совете и опеке племянников. (В каком-то дальнем родстве верховный жрец, и правда, состоял с номархами.) Оторвавшись от размышлений о вечном, он готов снизойти до обстоятельств их повседневной суеты. Придите, дети, со своими заботами, и они будут развеяны. Разве не случалось так уже много раз, вспомните прошлые годы. Вспомните, наконец, чьему добросердечному коварству вы обязаны престолом.
И даже сейчас, после всего случившегося, именно в этой привычной, простой обстановке проще заговорить впрямую об их общих секретах, об обидах, посмеяться над подозрениями.
Но время этого дня шло, и поступавшие известия заставили Аменемхета усомниться в правильности этого плана. Выяснилось, что город всецело уже находится в руках братьев. Силы их велики – до четырех полков в Темсене, и почти в каждом номе Верхнего Египта есть немалый тайный отряд, готовый выступить под их скипетром. Гиксосы Шахкея оставили все обычные места своего патрулирования, и теперь их можно видеть только у гарнизонной цитадели. Теперь нечистые владеют в Фивах лишь своими лошадьми и их конюшнями.