– Для чего ему было это нужно, он ведь и так полностью владел помыслами правителя? – спросил Аменемхет.
– Положение советника, даже первейшего советника, слишком неустойчиво. На вершинах власти веют разные ветры и часто меняют направление. Требуется более надежная связь с носителем верховной власти, чем та, что следует из благодарности и простого дружелюбия.
– Но если, как ты говоришь, этот «купец» столь превосходил умом и силой характера тамошнего правителя, почему он не мог полностью его сместить и открыто встать на вершине?
– Этого никак нельзя делать, ибо народ страны готов терпеть инородца сколь угодно близко у вершины власти, но не прямо на вершине. А тот, о ком я говорю, не был природным аккадцем, не говоря уж о том, чтобы принадлежать к старому, известному роду. Он пошел путем более длинным, но надежным.
– Он совратил одного из младших братьев ишшакума и возвел совращенного на престол? Как его имя?
– Алассар. Он уважаемый и богатый человек, всем видно, что он близок ко двору, но мало кому приходит в голову, какое влияние он оказывает на решения ишшакума.
– Везде ли путь к влиянию так извилист, хитроумен и подл, как в Ашшуре? Я ведь догадался, что сына этого богатого тамкара выкрали как раз те самые люди, что потом и отыскали.
– Юноша не пострадал. А с другой стороны, я скажу тебе: разве борьба за власть это дело для чистых рук?
– Оставим спор. Ты еще рассказал слишком мало.
– Ты прав. Я продолжу рассказ о способах приближения к источнику власти. Труднее всего оно давалось в Халдее, ибо там подлинными хозяевами всего порядка жизни являются не цари и не военачальники, а жрецы. Они тоже не лишены слабостей и тайных желаний, но сама жизнь, которую они вынуждены вести согласно своему сану, огораживает их как стеной. Их круг узок, и проникнуть в него тяжелее, чем за ограду царского дворца. Жрецы живут в маленьком городке у зиккуратов, даже еда и питье, доставляемое им, проверяется, дабы не попалось среди подношений что-нибудь нечистое. Они чужды развлечений, они не торгуют, по крайней мере, сами. Они ни к чему не привязаны чувством, кроме как к своему истукану, Энлилю или Мардуку, но зайти с этой стороны… Я зря, видимо, это рассказываю так длинно, разве не таков порядок в храме Амона в Фивах?
– Продолжай.
– Единственная лазейка – храмовые школы, где учителя сами же жрецы. После долгих размышлений решено было использовать не самую слабую, но самую сильную сторону этих заведений. Там привечали сирот. В конце моего рассказа будет понятно, почему опора на людей без роду и племени есть умнейшая из выдумок Авариса. Халдеи кое-что поняли по этой части, они могли бы составить конкуренцию Аварису, но остановились на полпути. И сила замысла из-за этого обратилась в слабость. Настал день, когда в храмовых школах Барсиппы, Лагаша, Уммы, Ура, Урука появились привлекательные мальчики, рассказавшие поразительные истории гибели своих семейств и принятые в обучение на храмовый кошт, ибо сумели показать и способности, и первоначальные знания. Не все они добились того, ради чего были посланы. Все-таки дети. Кто-то просто утратил возвышенную связь с пославшим их домом, кто-то под воздействием многолетнего «обучения» уверовал в халдейских истуканов. Но некоторые прошли весь путь до вершины. Чаще всего не они награждали истинной любовью кого-то из окружающих, но были сами вовлечены в круг подлинных чувств старшими и высшими. Оказалось, что жреческий клан Халдеи состоит из людей, не только хранящих древнее драгоценное знание, но и питающих жарчайшие страсти. Закрытость всех этих храмовых убежищ стала теперь на руку нашему интересу, ибо никогда глаз не только простолюдина, но и праздного знатного человека не мог разглядеть того, что на самом деле происходило там внутри. При том, что мужеложство в тех краях считается преступлением в той же степени, что и здесь, на берегах, мимо которых мы проплываем.
Но не везде так. В стране Ахиява, что лежит далеко за морем на север от нильской дельты и далеко на северо-запад от Халдеи, проживает маленький дерзкий народ, пастухи и мореплаватели. Он строит крепостные стены и дворцы из огромных, но до такой степени необтесанных глыб, что мастера Египта и Вавилона, наверно, даже не поняли бы, что перед ними сооружения, воздвигнутые людьми. Эти полудикари расселились в маленьких бухтах и на островах вдоль западного берега большой страны Хатти и промышляют морским разбоем. Так вот, в их среде нежные отношения взрослого мужа и юноши отнюдь не считаются чем-то предосудительным. Желательно только, чтобы старший не просто пользовался красотой и свежестью младшего, но образовывал и совершенствовал душу его, в самом крайнем случае научал хотя бы какому-нибудь полезному ремеслу. Народ этот чуть ли не целиком одержим страстью к познаниям, поэтому наибольшим успехом среди юношей пользуется не самый мощный, не самый статный, не самый ласковый из зрелых мужей, но тот, кто слывет самым мудрым. Только вот чаще всего они удовлетворяются знанием профанным, и самым мудрым считается не тот, кто овладел каким-то подлинным знанием, но непрерывно ищет истину. Иногда достаточно просто объявить, что ищешь ее, чтобы прослыть мудрецом. Одно из самых почтенных занятий там – публичное рассуждение о всяких сложных для понимания предметах. Поскольку язык их легок к изучению и звучен, то достаточно было подобрать человека, умеющего говорить долго, велеречиво, внешне очень убедительно и приблизить к юному царю.
– Так же вы действовали в царстве Хатти?
– Нет-нет. Хетты самый заносчивый и воинственный народ среди всех живущих народов. От времен древних и диких там остался один невыносимый обычай, которого нет теперь ни в одной из стран, известных нам. Там царица, именуемая таванна, царствует наравне со своим мужем, которого зовут табарной, ей воздаются отдельные почести, она может не соглашаться с супругом, но за это ей не рубят голову. Даже лишившись мужа, уже при новом царе, прежняя царица не полностью удаляется от власти, но живет у себя во дворце, берет дань со всей той провинции, откуда прибыла в Хаттушаш. Когда новый царь слишком молод или ничтожен, власть таванны становится полной. К ней приходят за советом командиры колесниц и горные князья, дающие стойких, как гранит, копьеносцев. Не так давно (лет около ста назад) одна из этих безумных женщин, оскорбленная неумением парикмахера, присланного ей царем Вавилона, объявила, что ее хотели извести таким хитрым способом, и потребовала мести. Царь Муршиль, воевать не желавший, тем не менее выступил со своим войском в межречье, несмотря на то что начальник его соколиной охоты, с которым он проводил все лучшие осенние дни в предгорьях, никак не советовал ему это делать, получив на этот счет наставления из Авариса. К несчастью, Муршилю сопутствовала удача. Вавилон он разграбил, и понадобились пятьдесят лет и усилия всех наших людей, чтобы зарастить эту нелепую рану на теле мира, успокоить купцов, вернуть торговлю к прежнему процветанию. И что мы видим теперь? В Хаттушаше смута, брат идет на брата, а Вавилон снова отстроен и в цвету, ибо не может такой нужный город исчезнуть по воле одной безумной женщины.
– Вавилон – город, я слышал, неописуемых красот, и одних только златокузнецов там три особых квартала.