И тут я увидел их. Они, сразу все пятеро, сбившись в плотную кучу, показались внизу на тропе. Я продолжал сидеть. Папироса у меня погасла, но я не стал её разжигать, а так и сидел с погасшей, потому что так, подумал я, я выгляжу ещё зловещей.
Но они меня пока не видели. Они шли, опустив головы. Одеты они все были примерно одинаково – в крестьянские обноски, чтобы их путали с простым народом. Терпеть не могу гражданских! Из-за них все неприятности. Они баламутят народ, народ начинает возмущаться – и вот уже мы во всём виноваты, никому не нужны, мы пиявки на теле народа… А господин лейтенант говорит, усмехаясь:
– А они хоть знают, что пиявки – это лечебное средство?! Вон как наш фельдшер ловко ими управляется! У него их целая банка, и он всем их ставит, особенно за уши – и голова не болит!
И это верно, я знаю, что когда господин полковник приезжает к нам с ревизией, фельдшер наутро обязательно ставит ему пиявки.
– Так и нас всегда надо ставить, когда у народа болит голова, – говорит господин лейтенант.
А эти подходили всё ближе и ближе, у них у всех, подумал я, сейчас наверное, тоже сильно болит голова, если они все её так низко опускают. Ну да я им сейчас подниму! Жаль, что господин лейтенант не дал мне винтовку с полным магазином, там же как раз пять патронов!..
Но ладно! И, отбросив погасшую папиросу, я громко сказал:
– Эй!
Они сбились с шага, остановились и подняли головы. Теперь я рассмотрел их лица. Ничего особенного в них не было: один из гражданских был седой старик, трое примерно одинакового среднего возраста и один совсем молодой, примерно моих лет, худой. Наверное, студент, подумал я. А этот старик – банкир. А эти трое, может, вообще не гражданские, а какие-нибудь контрабандисты, надо их как следует проверить. Вот о чём думал я. Они тем временем стояли, не двигались с места.
– Чего стоите, – сказал я, – вас никто не останавливал, идите, куда вам надо.
Они пошли дальше. Но шли всё медленней. А когда поравнялись со мной, то и совсем остановились. Старик, повернувшись ко мне, спросил:
– Молодой человек, вы не подскажете, куда ведёт эта тропа?
– Нет, – сказал я, – не подскажу. Вы сами это прекрасно знаете. И нечего валять дурака, пока я не попродырявливал вам головы!
Они молчали. Бараны, настоящие бараны, подумал я, встал и пошёл к ним. Подойдя, я спросил у старшего:
– Ты кто такой?
– Я, – сказал он, – человек. А что?
– Так, ничего, – сказал я и повернулся к остальным.
Второй сказал:
– Я с ним, – и кивнул на старика.
Его приятели сказали, что они тоже с ним. Тогда я спросил у младшего:
– А ты?
Он вообще ничего не ответил.
– Ладно, – сказал я. – Так вот, вам надо было бы знать, и вам это обязательно должны были сказать местные жители той деревни, в которой вы сегодня ночевали, что сюда дороги нет. То есть дорога есть, конечно, но ходить по ней нельзя.
Тут я замолчал и ещё раз осмотрел их всех. Я думал, что хоть кто-нибудь из них спросит, а почему нельзя, но никто из них не спрашивал. Тогда спросил я:
– А почему с вами ничего нет? Каких-нибудь вещей, я не знаю, ну, или провизии. Дорога же неблизкая! Почему вы ничего с собой не взяли?
Но они опять молчали. Вдруг один из них, из этих трёх средних, сказал:
– Мы не думали, что мы пройдём.
– Зачем тогда было идти?
Они опять молчали, теперь уже все пятеро. Я не удержался и сказал:
– Вы, гражданские, вы все какие-то сумасшедшие! Зачем идти, если нельзя пройти?! Вот ты зачем шёл?! – спросил я у старшего.
Старший молчал.
– А ты? А ты? А ты? – спрашивал я у других, и они все тоже ничего не отвечали.
А когда я повернулся к самому младшему из них, то вдруг подумал, что он похож на меня. Или на моего брата? Но мой брат умер, когда ему было всего семь лет. Да и не был он похож на этого парня из гражданских, совсем не похож, подумал я уже почему-то даже с ожесточением, мы и они совершенно во всём непохожи, мы и гражданские – это две совершенно разные расы, говорит господин лейтенант…
И только я так подумал, как услышал топот. Это было ещё достаточно далеко, но я сразу понял, кто это бежит: это лейтенант и наши из караула, с которыми я совсем недавно сидел на земле под деревом. А теперь они бегут сюда проверить, справился ли я с заданием, выбрал ли того единственного, кто достоин пропуска, а я никого не выбрал, значит, я не справился с заданием, не выполнил приказ, и меня за это отдадут под суд, суд будет строгий и скорый, и меня приговорят к расстрелу!
Вот о чём я тогда подумал, а топот приближался и приближался. Я лихорадочно сунул руку в карман, нащупал там монету, ещё раз осмотрел гражданских, потом оглянулся, увидел, что за деревьями мелькают тени наших, и быстро вытащил руку с монетой и так же быстро сунул её этому худому парню, потому что он стоял ко мне ближе всех остальных, и торопливым голосом сказал:
– Держи! Это очень, очень важно! Это твой пропуск! Они тебя не тронут!
И только я так сказал, как из-за ближайших деревьев выбежал господин лейтенант, в руке у него был пистолет, лицо у него было красное, он быстро бежал. А теперь он остановился и осмотрел нас – меня и гражданских. Глаза у господина лейтенанта весело блестели. Он молчал. Следом за ним из-за деревьев выбежали остальные наши и тоже остановились – одни слева, а другие справа от господина лейтенанта. А он сказал, обращаясь ко мне:
– Ну что, рядовой Кисель, службу несёшь?
– Несу, так точно, – сказал я, прикладывая руку к виску.
– Кто это такие?
– Перебежчики.
– Все?
– Никак нет. Один имеет пропуск. На проход.
– Кто?
Я оглянулся. Худой парень нерешительно выступил вперёд.
– Покажи! – приказал господин лейтенант.
Парень показал монету.
– Можешь идти дальше, – сказал господин лейтенант. Парень стоял на месте. – Иди! – грозно сказал господин лейтенант. – Кому приказано?! А ну! – и он поднял пистолет и сделал один предупредительный выстрел в воздух, после чего опустил пистолет и начал целиться в парня.
– Иди! – сказал старик.
Парень судорожно дёрнулся, так, как будто он нам поклонился, развернулся и пошёл к тропе. Господин лейтенант смотрел ему вслед. И мы все тоже смотрели. Выйдя на тропу, парень опять остановился.
– Иди! – крикнул господин лейтенант и ещё раз выстрелил в воздух, но уже достаточно низко, почти над самой головой того парня. И парень пошёл вверх по тропе.
Тогда господин лейтенант оборотился к нашим и сказал, указывая на гражданских и, вместе с ними, на меня: