Клод Драмм медленно опустился на свой стул.
Кринстон неуютно заерзал в свидетельском кресле.
– Имя миссис Мейфилд не упоминалось, – наконец сказал он.
– Вы уверены? – спросил Мейсон.
– Ну, оно могло быть упомянуто как одна из возможностей.
– Значит, оно было упомянуто как один из возможных
вариантов? Я правильно вас понял?
– Да, могло.
Мейсон внезапно перевел направление атаки:
– Днем двадцать третьего октября мистер Эдвард Нортон
получил довольно крупную сумму в тысячедолларовых купюрах, не так ли, мистер
Кринстон?
– Насколько я знаю, да, – угрюмо ответил тот.
– Вы обеспечили получение денег?
– Нет, сэр.
– В тот день вы ходили в один из банков, в котором у фирмы
«Кринстон и Нортон» имелся счет?
– Да.
– В который?
– «Вилерс Траст энд Сейвингс».
– С кем вы там разговаривали?
Внезапно Кринстон изменился в лице:
– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.
Клод Драмм вскочил с места.
– Я возражаю! – закричал он. – Это несущественно и не
относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.
Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
– Ваша честь, – обратился адвокат защиты к судье, – могу я
выступить с короткой аргументацией?
– Хорошо, – согласился судья Маркхэм.
– При допросе этого свидетеля выставившей стороной он
заявил, что является здравствующим партнером фирмы «Кринстон и Нортон». Я не
стал выражать протест, когда был задан этот вопрос, хотя, возможно, для ответа
на него требовался вывод свидетеля, но при перекрестном допросе у меня есть
право выяснить у него, какой деятельностью он занимался как один из партнеров и
причины, на которых основывались его выводы.
– Но не за все время деятельности фирмы, – заметил судья
Маркхэм.
– Нет, сэр, – ответил Мейсон. – Именно поэтому я ограничил
вопрос временны́ми рамками – двадцать третьим октября – днем смерти
Нортона.
Судья Маркхэм посмотрел на адвоката тяжелым и осторожным
взглядом. Мейсон не стал отводить глаза, которые прямо встретили взгляд судьи.
Клод Драмм вскочил на ноги.
– Дела фирмы, – заявил он, – не имеют никакого отношения к
делу.
– Но вы сами квалифицировали свидетеля как члена фирмы, –
заметил судья Маркхэм.
– Только для того, чтобы показать, что он был близко знаком
с погибшим, ваша честь.
Судья покачал головой:
– Я не убежден в том, что перекрестный допрос ведется
должным образом, но в деле такого рода я не хочу грешить против обвиняемых.
Отвечайте на вопрос, свидетель.
– Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон, – повторил Мейсон. –
С кем вы разговаривали?
– С мистером Шерманом, президентом банка.
– Что вы обсуждали?
– Дела фирмы.
– Вы говорили о погашении долга примерно на девятьсот тысяч
долларов – долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые
расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами как частным
лицом, не так ли?
– Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные
«Кринстон и Нортон».
– Подписанные именем фирмы «Кринстон и Нортон», но под ними
стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли?
– Думаю, так, – ответил Кринстон. – В основном делами фирмы,
связанными с банковскими операциями, занимался я – то есть я подписывался под
долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках
расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление.
Мне кажется, что документы в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» были подписаны
моим именем от лица фирмы, и таким же образом выписывались чеки.
– Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с
ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли?
– Да.
– Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис
Челейн экономкой? Как так получилось?
– Я не говорил, что экономкой! – закричал Кринстон. – Я
сказал, что ее имя было упомянуто как возможный вариант.
– Понятно, – сказал Мейсон. – Я ошибся. Отвечайте.
– Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым
распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень
волновало шантажирование его племянницы, и он настоял на том, чтобы отложить
обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу.
– А почему ее шантажировали, как он считал? –
поинтересовался Мейсон.
– Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она
сделала.
– Естественно. Он упомянул, что именно она сделала?
– Нет, не думаю.
– Он упомянул, что это могло быть?
– Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, – внезапно
выпалил Кринстон и закусил губу. – Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я
снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка.
– Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис
Челейн? – спросил Мейсон.
Лицо Кринстона побагровело.
– Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! – воскликнул
он.
Судья Маркхэм постучал молотком по столу:
– Мистер Кринстон, суд уже один раз предупреждал вас. Теперь
мы заявляем, что вы выразили неуважение к суду, и налагаем на вас штраф в
размере ста долларов за выказанное неуважение.
Раскрасневшийся Артур Кринстон склонил голову.
– Продолжайте, – сказал судья.
– Обсуждали ли вы с мистером Нортоном что-либо еще, кроме
вопросов задолженности банку, дел фирмы и возможности шантажирования его
племянницы?
– Нет, сэр, – с явным облегчением сказал Артур Кринстон,
потому что вопрос не касался шантажа.
Мейсон вежливо улыбнулся.
– Возможно, ваша честь, мне в дальнейшем потребуется снова вызвать
мистера Кринстона для продолжения перекрестного допроса, но в настоящий момент
у меня больше вопросов нет, – объявил Мейсон.
Судья Маркхэм кивнул.
– У вас есть вопросы к свидетелю? – обратился он к Клоду
Драмму.