Из хроники сражения: «Три часа сряду продолжается самый упорный бой. Наши выстрелы попадают метко; в начале 8 часа правое неприятельское крыло у мыса Сурнеми начало отступление и на наших судах с левого фланга раздалось “ура”. Левое неприятельское крыло точно так же приведено в замешательство. Но это было ненадолго, выстрелы наши скоро стали редеть… У нас недостает снарядов, дым начинает прочищаться и неприятельские суда с нашего правого фланга это видят и снова идет в атаку. Нам начинает грозить опасность быть обойденными с правого, западного фланга. И Слизов объявляет отступление. Тогда суда наши достреливают свои боевые выстрелы по неприятелю и продолжают по приказанию Слизова производить пальбу холостыми зарядами, для того чтобы в дыму прикрыть свою ретираду. Большим нашим судам отдано приказание спасать людей. Из малых судов некоторые были прострелены и начали тонуть, а потому соседним с ними поручено снимать с них команды. Затем вся наша линия, пользуясь густой дымовой завесой и слабым наступлением правого фланга шведов, сдается на шпрингах назад, выкидывает весла и начинает отступление. Данное обещание было в точности исполнено. До самой последней минуты на всех судах нашей флотилии развевались наши флаги, и ни один не был спущен».
Из-за сильного пушечного огня и обхода отряда Гельмштерна русская флотилия, дабы не попасть в окружение, подалась назад. На отходе одна из галер села на мель и сразу же была захвачена шведами. Оба наших артиллерийских прама, после того как кончился порох и ядра, были подожжены и оставлены командами. Чтобы лучше горели, в трюмы клали брандскугели, обмотанные просмоленными снастями. Бывшие на них янычары, покидая горящие прамы, взяли с собой только медный котел, а водоходцы – свои тощие котомки. Офицеры, по не писаному кодексу чести, только кортики и шпаги. Платон Гамалея, перед тем как последним спрыгнуть в шлюпку, поцеловал развевающийся Андреевский флаг.
При отходе шведы захватили в плен восемь офицеров, все командиры разбитых судов. Верные своему офицерскому слову, все они отправили команды со своих разбитых кораблей, а сами уже не успели уйти. История не оставила нам имен этих мальчишек мичманов, а жаль, они достойны памяти потомков.
Шведы преследовали Слизова до самой крепости, но, увидев, что под прикрытием береговой артиллерии русские спешно выстраиваются в боевую линию, преследование свое прекратили. Пушки стихли и теперь противники молча разглядывали друг друга. Уставшие шведские гребцы отказались идти в новый бой, на галерах исправляли многочисленные повреждения, хоронили убитых. Свой долг перед Отечеством отряд Слизова выполнил с честью, задержав весь шведский гребной флот и находившийся на нем многочисленный десант на целые сутки.
* * *
В Фридрихсгаме к тому времени царило полное смятение. Офицеры и солдаты бегали по улицам. Двери кабаков были уже распахнуты, там заливали пережитый страх спасшиеся. Всюду плакали и кричали женщины. Единственно, кто не потерял головы во всеобщей суматохе, были лежавшие в госпитале на излечении унтер-офицер и несколько бомбардиров роты Тучкова. Услышав звуки боя, унтер-офицер с солдатами поднялся на крепостную стену. Когда же шведские суда вошли в бухту, он самовольно зарядил несколько брошенных пушек и сделал пару выстрелов по неприятелю. Этого оказалось достаточно. Огромный шведский флот остановился, а потом и вовсе отошел мористее.
Увидев на улице одного из своих барабанщиков, Тучков велел ему бить сбор. На звук родного барабана вскоре собралось до шести десятков солдат. Бомбардиров видно издалека, своими красными форменными колпаками они сразу выделялись среди всех прочих, за что и были обзываемы «петрушками». Подошел на звук барабана и Слизов:
– Вооружайтесь и ведите свих петрушек в порт. Возможно, шведы сделают десант и мы должны быть готовы!
На фарватере, ведущем к крепости, Слизов успел уже к этому времени затопить три старые лайбы. Свои суда расположил так, чтобы держать фарватер под перекрестным огнем.
– Если крепость будет сдана, мы сожжем суда, а сами сойдем драться на берег! – объявил капитан бригадирского ранга офицерам.
Те, как и прежде, были заодно со своим предводителем. Других мнений не было.
Между тем в доме коменданта собрался военный совет: комендант Фридрихсгама генерал Эк, начальник крепостной артиллерии Тизенгаузен, инженер-полковник Лавров. Подошли и Слизов с Тучковым. Едва начали совещаться, как оба остзейских немца заявили:
– Нам оборонять крепость нечем и лучше сдаться на почетную капитуляцию!
– Чтобы я слов таких более не слышал, мать вашу! – вскочив, сунул им под нос свой жилистый кулак Слизов.
– У меня нет гарнизона! – всплеснул руками генерал Эк.
– А у меня нет зарядов! – всхлипнул полковник Тизенгаузен.
– Зато гарнизон есть у меня, а у Тучкова есть артиллерия! – ответил им Слизов. – Ступайте оба с глаз, пока я вас тут не арестовал за измену.
Немцы не заставили себя уговаривать и быстро исчезли, а бригадир с капитаном сели думать, что делать дальше.
Вызвали к себе содержателя гарнизонного порохового склада. От него узнали, что порох в крепости есть, но нет картузов.
– Это уже легче! – потер руки Тучков. – Теперь я, по крайней мере, знаю что делать!
Немедленно в городские лавки были посланы усатые бомбардиры, который забрали из них всю бумагу, полотно и тонкую материю. Потом собрали женщин и велели им шить узкие мешки для насыпки пороха, чтобы были вместо картузов. Работа была в разгаре, когда Слизову доложили, что к крепости плывет шведская шлюпка с белым флагом.
– Давай, Сергей Александрович, иди на пристань, переговаривайся! – велел капитан бригадирского ранга. – А я велю готовиться к обороне.
На причале Тучков и прибывший адъютант короля барон Розен поприветствовали друг друга.
– Вы комендант крепости? – с подозрением спросил прибывший офицер.
– Нет, – ответил Тучков. – Я начальник артиллерии!
– Извините, но мой король приказал говорить мне только с комендантом, а не с вами!
– Увы, – развел руками Тучков. – Обстоятельства поменялись, и ныне в крепости начальствует не комендант, а капитан бригадирского ранга Слизов, а я являюсь его первым помощником.
Лицо королевского адъютанта сразу опечалилось. Было очевидно, что хорошо наслышанные о «храбрости» Эка, шведы не сомневались, что тот не станет долго упорствовать. О Слизове они тоже были хорошо наслышаны, а потому радости услышанная новость барону не прибавила.
Но делать было нечего и Розену пришлось объявить то, ради чего он, собственно, и прибыл:
– Мой король велел объявить, чтобы вы сдали крепость без всяких условий. Для этого вам дается два часа на размышление. Если по прошествии данного времени с вашей стороны не будет никакого ответа, мы приступим к штурму, и тогда пощады уже не будет никому!
Главное было сказано, потом пошла уже лирика:
– Мне искренне жаль, если такие храбрые и неустрашимые воины, так достойно дравшиеся сегодня, должны будут погибнуть через несколько часов. когда могли бы еще жить и жить…