Между тем шведские канонерские лодки снова усилили натиск.
Суда «Легкое», «Секретное» и «Осторожное» вскоре тоже подняли флаги беды. Немногочисленные каики еще как-то могли пробиться к терпящим бедствие, но вытащить их из огня уже не могли.
– Что делать, что делать! – подошел к Денисову совсем упавший духом Балле.
– Не послушали Круза, теперь и расхлебываем! – ответил тот хмуро.
Прикусив губу, Балле промолчал. Рядом грохотали пушки. Глаза резало от едкого порохового дыма.
А неутешительные доклады шли уже с «Минервы» «Прозерпины» и «Беллоны». Якоря свои они уже потеряли, и кое-как держались, заведя друг на дружку буксирные концы.
Теперь единственным боеспособным судном оставался «Симеон». Он ожесточенно отстреливался от напиравших на него шведских канлодок. Но надолго ли его хватит!
К четырем часам пополудни, несмотря на героическое сопротивление, стало очевидным, что вспомогательная эскадра терпит поражение. Спасти терпящие бедствие суда могла только решительная атака флотилии Нассау-Зигена. Но где он этот Зиген?
Однако и шведам досталось. Даже издали были видны многочисленные пробоины в бортах их судов, рваные паруса и снасти.
– Хоть не зря-то кровушкой заливаемся, но и супостату зубы повышибли! – утешались раненые да увечные, лежа в очереди к лекарю.
Тот в залитом кровью переднике уже хрипел устало:
– Этого сразу кидайте в угол, а следующего на стол!
В руках у лекаря окровавленная пила, а у ног обрез с отпиленными ногами да руками. Никто бы не смог узнать в этом смертельно уставшем от страданий и смертей человеке еще вчерашнего веселого и бесшабашного студиоуса Калинкинского института.
История донесла нам рассказ и о подвиге и корабельного батюшки фрегата «Симеон». Из воспоминаний Сергея Тучкова: «…В эскадре нашей показал больше всех неустрашимости наш священник. Он во все время плавания нашего до сего сражения проводил целые дни, сидя на юте и смотря на море в подзорную трубу. И только что малейшее, что приметит в море, кричал: «Вот неприятель! Время готовиться к сражению»! Молодые офицеры смеялись над ним, почитая сие трусостью. Он был вдовец и нередко со слезами на глазах рассказывал нам, что оставил семерых малолетних в крайней бедности. Мы спросили его однажды, случалось ли когда ему бывать в сражении против неприятеля». «Нет, – отвечал он. – И молю Бога, чтоб он избавил меня от сего неприятеля». Сии обстоятельства потом еще более утвердили нас в мнении о его робости. И мы не позабыли из разговоров его сделать предмет шуток.
Но перед начатием сражения облачася в ризы, собрал он всех бывших на корабле к молитве, после которой сказал прекрасную проповедь насчет неустрашимости в справедливой войне за Отечество. И в продолжение всего сражения не сходил с палубы, ободряя сражающихся, исключая того времени, когда требовали его в трюм для исповеди и причащения умирающих от ран; но он всегда скоро возвращался на место сражения. Тщетно капитан и сам адмирал просили его беречь себя для себя, для семейства его. Он всегда отвечал им текстами из Священного Писания, что пастырь не должен оставить овец своих во время опасности и даже просил позволения ехать для спасения нашего корабля, в чем, однако ж, было ему отказано».
* * *
Из записок адмирала П. Чичагова: «Через два часа передовые суда не имели снастей, орудий и шведские снаряды проходили через них, как через решето. Все 15 судов вспомогательной эскадры при полном отсутствии резервов и подкреплений стояли в линии, командиры шебек «Летучая» Рябинин и «Перун» Сенявин и многие офицеры были ранены; команда уменьшилась наполовину: вслед за этим убили командира фрегата «Симеон» Грина и многие суда – «Поспешный», «Перун», «Быстрый», «Легкая», «Секретное», «Осторожное» – дали знать сигналом, что они терпят бедствие. Первый из них ветром несло к неприятелю, с убитым командиром, почти уничтоженным экипажем, и он достался в руки шведов. Нассау все еще медленно двигался к Королевским воротам и когда в три часа подошел к ним, то нашел, что проход затоплен потопленными транспортными судами. Этого он как бы не ожидал. Хотя ему тысячу раз говорили, что неприятель еще с утра занят этой работой. В отчаянии, что вся его надежда зайти в тыл неприятелю не сбывается, он потерял голову. Действительно настал ужасный момент; по редевшим выстрелам эскадры Балле он чувствовал, что силы его почти уничтожены, а пройти к нему на помощь не было возможности, все выходы заложены. С этого момента, уничтоженный видимой неудачей, он перестал управлять флотилией, и шарлатанизм его высказался в полной силе. Но славные подчиненные его не могли помириться с той участью, которую им подготовил какой-то принц Нассау. Капитан Слизов бросился к острову Микари…»
К этому времени на южном фланге произошли события, не зависящие от Нассау-Зигена. Буксгевден высадил десант на остров Санданеми, вытащил на берег и несколько пушек, которые сразу же огнем отогнали от входа на плес шведов. Подтянулись к острову и мортирные плоты, с который тоже немедленно начали кидать в шведов зажигательные бомбы. На левом фланге у островка Микари вот уже какой час отчаянно дрался Слизов. В то же время галеры Хвостова присоединились к галерам Болотникова и отогнали шведов от входа в пролив. Под прикрытием их огня юркие каики двинулись в пролив, промеряя глубины в поисках прохода.
Из истории Семеновского полка: «Семеновские роты находились в это время на правом фланге, у того места, которое считали возможным для прохода больших галер. Чтобы пропустить последние, капитанам Болотникову и князю Хованскому приказано вести роты 5-ю и 7-ю вперед и абордировать один из ближайших неприятельских кораблей. Быстро устремились лодки наши к проходу, но увидели, что он запружен потопленными накануне судами. Минута была решительная; от нее зависел успех битвы, уже ясно клонившейся на сторону русских, потому что правый фланг шведов начал подаваться назад. Присланный от принца майор Колшено передал Болотникову и Хованскому приказание провести галеры во что бы то ни стало. Офицеры наши недолго оставались в недоумении. Поручики князь Енгалычев и Булгаков, с топорами в руках, первые бросились в воду и начали рубить потопленные суда. Примеру их последовала большая часть нижних чинов…»
В дыму матросы и солдаты-гвардейцы спрыгивали с галер на затопленные в проходах суда. Вместе с ними и офицеры, чтобы личным примером воодушевить на подвиг. С топорами, баграми и ломами, они вбивали клинья в торчавшие из-под воды шпангоуты и отдирали обшивные доски. Очень медленно, но работа все же продвигалась.
Из хроники сражения: «Шведские ядра доставали сюда довольно часто и по временам разносили и убивали рабочих, но матросы налегали, судовые члены подавались, а на место убитых являлось вдвое больше новых охотников и наши офицеры брались за работу на равне со своими подчиненными». Скупые строки хроники не в силах представить всего ужаса, невыносимо тяжелой работы среди плавающих разорванных трупов в стылой воде при ежеминутном ожидании собственной смерти. Это был не просто подвиг – это было отчаяние подвига.
Как это часто бывает на войне, помог еще и случай. Пока суть да дело, на ближайший к проходу островок высадились несколько солдат-семеновцев, чтобы набрать свежей родниковой воды для раненых товарищей. Совершенно неожиданно они нашли среди камней крепление каната, удерживавшего затопленное судно на фарватере. Канат немедленно обрубили, а принцу сообщили о находке. Зиген незамедлительно воспользовался случаем. На все ближайшие островки были тотчас отряжены солдаты с топорами. Они без труда нашли все остальные канаты и перерубили их. Вскоре течение уже само стало понемногу стаскивать затонувшие суда в сторону от прохода. Дело с расчисткой прохода пошло быстрее.