Железный Хромец - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 77

– Хорошо, Береке. Я отдам тебе его, делай с ним, что ты считаешь нужным. Да поможет тебе Аллах.

– Да поможет!

Сеид не обманул своего друга. Назавтра, сразу после утреннего намаза ^[56], в становище самаркандского эмира явилось посольство из цитадели. Возглавлял его, против ожидания, не молодой умник Масуд-бек, а пожилой, седобородый воин Ибрагим-бек. Тимур хорошо знал его, ибо приходилось им участвовать не в одном совместном походе. Знал и уважал.

Плохо выглядел ветеран. Даже сквозь смуглоту лица проглядывала смертельная бледность. Не от страха был бледен старый вояка, а от стыда.

Тимур отнесся к нему достаточно уважительно, он не сердился на Ибрагим-бека. Нельзя порицать человека за то, что он до конца остался верен своему господину.

– С какой вестью ты пришел ко мне?

Глава посольства поклонился и сказал, что послан с известием о том, что эмир Хуссейн желал бы прекращения войны и мечтает о мире.

– Я тоже ни о чем, кроме мира, не мечтаю. Если мы посмотрим, то увидим, что именно твой господин должен быть признан виновником кровопролития. Разве я построил стены вокруг Балха, разве я построил хиндуван?

Ибрагим-бек опять поклонился:

– Мой господин сожалеет о сделанном. Мой господин заранее согласен на все твои условия. Просит он только об одном, и просит смиренно.

– Я знаю, о чем он просит. Хочет, чтобы я сохранил ему жизнь.

– Ты угадал.

– Ему не пришлось бы просить о сохранении жизни, если бы он хоть что-нибудь сделал для сохранения нашей дружбы. Аллах видит, сколько в моих словах правоты.

Седобородый посланец просто склонил голову в знак согласия, ибо не было нужды в словах.

– Передай ему, Ибрагим-бек…

Посланец поднял голову и выжидающе прищурился.

– Передай эмиру Хуссейну, что если он добровольно сдастся, я не убью его.

– Что ты не убьешь его…

– Да. Теперь иди, я сказал все, что надобно было сказать.

Когда посланец удалился, Тимур некоторое время молчал. Молчали и присутствовавшие при беседе Береке, Кейхосроу, Мансур и Курбан Дарваза. В пору было веселиться от души, войну можно было считать закончившейся. И закончившейся победоносно. Впереди открывалась широкая, отчетливо различимая в пучинах будущего дорога к славе и возвышению. Но они были смущены подавленным состоянием своего господина и друга. Может быть, ему что-то другое видится на будущих путях?

– Скажи, Береке, как ты заставил Маулана Задэ отворить ворота хиндувана?

– Я отрезал ему голову и отправил в подарок Хуссейну. У того оказалось слабое сердце, и он решил сдаться.

– Воистину, Всевышний на каждом шагу убеждает нас, что мир устроен сложнее, чем нам кажется. Кто бы мог подумать еще несколько месяцев назад, что эмир Хуссейн, узнав о смерти одного из своих лютых врагов, вместо того чтобы пуститься в пляс от радости, впадет в такую печаль, что потеряет способность к сопротивлению.

Береке обернулся к батырам и пояснил смысл этого, не очень понятного непосвященным, разговора:

– Этот премерзкий сербедар, крыса в человечьем обличье, сговорился с Хуссейном против хазрета и должен был убить его. Хромота Байсункара обманула его.

– Но Байсункар хромал на левую ногу… – осторожно возразил Мансур.

Тимур пояснил:

– Ты никогда не обращал внимание, что в зеркале вод человек отражается так, что правая рука у него оказывается слева, и наоборот. Байсункар был обращен к убийце спиной, так что хромота в воспаленном мозгу Маулана Задэ оказалась там, где и должна была, по его мнению, быть, справа. Он хотел убить меня не столько ради Хуссейна, сколько ради себя. Он готов был расстаться со своей поганой жизнью, лишь бы достичь цели, а значит, был особенно опасен.

– Воистину так, – пробормотал Кейхосроу.

Тимур сказал Мансуру:

– Скажи поварам, чтобы они готовили пир.

– Сегодня, хазрет?

– Сегодня ночью.

– Но почему ночью?

– Потому что вечером сегодня мы закончим все дела.

– Ты думаешь, Хуссейн захочет сдаться как можно скорее? – поинтересовался Береке.

– Конечно. Он поспешит. Ведь он будет не сдаваться, он будет спасать свою жизнь.

* * *

Переодетый простым горожанином, в сопровождении Масуд-бека, Ибрагим-бека и телохранителей, также сменивших свое облачение, эмир Хуссейн покинул цитадель и по узким глухим улочкам направился к восточным воротам. По понятным причинам он не хотел ни с кем встречаться во время этого путешествия, поэтому выбрал самый скрытный маршрут. Людей Тимура, которые еще оставались в Балхе, он опасался, надо сказать, меньше, чем своих сторонников, которых несколькими днями ранее бросил на растерзание самаркандскому воинству.

Хуссейн шел пешком, ибо понимал, что пеший человек привлекает меньше внимания, чем всадник с конной свитой. Шел быстро, наклонив голову, время от времени посматривая по сторонам.

Раздавлен.

Убит.

Испепелен!

Да, он оказался на самом дне, он принял унизительные условия полной сдачи. Да, он валяется сейчас в пыли и судьба его ничтожнее судьбы самого последнего райата. Но кончается ли все этим дном, и не для того ли существует дно, чтобы, оттолкнувшись от него, начать возвышение?

Именно такие мысли роились в его голове, а перед глазами проплывали картины кровавой, всесжигающей мести. Хуссейн шел сдаваться, понимал, что должен будет пасть ниц и Тимур поставит ему свой сапог на хребет, но думал при этом о мести. Мести, мести и мести. Он жалел, что у Тимура только одна жизнь и что лишить ее человека можно только один раз.

Если бы он рассказал о своих мыслях спутникам, они бы решили, что их господин обезумел.

Появились первые признаки вечера, поползли длинные тени, порывы пыльного ветра пронеслись через перекрестки, неся с собой запах гари. Хуссейн быстро, настолько быстро, насколько позволяла его полнота, шел в молчаливом окружении вернейших своих слуг. Он спешил побыстрее испытать все то, с чем неизбежно связано всякое поражение. И снова наверх и вперед, к очищающему огню отмщения!

Наружу выбрались не через ворота – хотя они были недалеко, там могли оказаться посты самаркандцев, – а через пролом в стене. Пришлось перепрыгивать с камня на камень, иногда нога соскальзывала и опиралась на остывшее тело.

Картина побоища придала ярости Хуссейна новые силы. Он пошел еще скорее, направляясь к одиноко стоявшей в сотне шагов от городской черты мечети.

Лицо его начало подергиваться от сдерживаемой энергии, Хуссейну все труднее и труднее было молчать. Когда руководимая им группа нахмуренных людей оказалась буквально в нескольких шагах от минарета мечети, Хуссейна прорвало.