Стремясь узнать что-либо новое, Вителлий направился на Форум. По дороге кто-то неожиданно опустил ему сзади руку на плечо.
– Ты, случайно, не гладиатор Вителлий?
Вителлий кивнул.
– Мое имя Плиний. С того дня, когда ты на озере встретился в бою с Пугнаксом, я большой почитатель твоего таланта. К сожалению, мне еще никогда не приходилось встречаться с тобой.
– Я тоже сожалею об этом. Мне так много приходилось слышать о тебе и твоих исследованиях, что часто возникало желание познакомиться с тобой. Должен, однако, сказать, что давно уже ничего не слыхал о тебе.
– Ничего удивительного, – засмеялся Плиний. – Я сражался в Палестине. Ты, конечно же, слышал об иудейском восстании. Я сопровождал там командующего нашими легионами Веспасиана и его сына Тита. Меня отправили в Рим, чтобы выяснить, что здесь, собственно, происходит. В далекой Палестине об этом ходят самые диковинные слухи.
Вителлий кивнул.
– То же самое и здесь. Дня не проходит без новых слухов и новых претендентов на пост императора. Нерон, если верить слухам, умер уже тысячей самых разнообразных смертей, хотя в действительности он приятно проводит время в Анциуме, развлекаясь с красивыми мальчиками.
– Странно, – проговорил Плиний, показывая в сторону ораторской трибуны, – человек возле трибуны как две капли воды похож на Тигеллина. Подойдем к нему!
Оба начали проталкиваться сквозь шумную толпу.
– Это и впрямь он! – воскликнул Плиний. – Тигеллин!
Поняв, что его узнали, любимец императора попытался скрыться, но Вителлий встал у него на пути.
– Ну-ну, совсем один и без охраны? Почему в такие тяжкие времена ты не рядом со своим императором?
– Он мертв, – запинаясь, проговорил Тигеллин. – Покончил с собой. Я видел его труп.
– Мир его праху, – равнодушно проговорил Вителлий и, не позволяя Тигеллину убежать, крепко схватил его за руку. – Стой на месте. Или ты спешишь начать подлизываться к новому императору? – Тигеллин замотал головой, и Вителлий с горечью добавил: – Теперь ты понимаешь, что чувствует человек, которому приходится постоянно дрожать за свою жизнь? Сколько человеческих жизней у тебя на совести? Тысяча, десять тысяч? Или больше?
Тигеллин протестующе замахал руками.
– Все они были казнены по приговору суда, а многие добровольно покончили с собой!
– А почему? Потому что знали, что их ждет. Потому что боялись пыток!
– Я был лишь исполнителем воли императора! – запротестовал Тигеллин, стараясь говорить тихо, чтобы его не услышали стоявшие в стороне люди. – Император отдавал приказы, а я лишь выполнял их.
– Ты жалкий лжец, Тигеллин! – гневно воскликнул Вителлий. – Каждому в Риме известно, что политические решения император принимал по твоей подсказке. Ему самому политика была ненавистна. Он с гораздо большей охотой играл бы на кифаре, чем выносил смертные приговоры. За всеми этими приговорами стоишь ты и только ты, Тигеллин. Ты подкупил обвинителей, чтобы они возбудили дело против Мариамны, – только потому, что она отказала тебе в стомиллионном займе. Не императору нужны были эти деньги, ты нуждался в них для своих сомнительных делишек! Мариамна опередила тебя в смерти. Я не знаю, сожалеть об этом или благодарить богов. Мне бы ты тоже постарался отомстить, не закатись звезда императора, а вместе с нею и твоя собственная. Я презираю тебя, Тигеллин! – плюнул Вителлий на мостовую.
Окружающие обратили уже внимание на говорившего во весь голос Вителлия. Услышав имя Тигеллина, все повернулись в их сторону.
– Это Тигеллин! И впрямь Тигеллин! Клянусь богами, этот убийца стоит рядом с нами! Тигеллин!
Толпа сомкнулась, взметнулись кулаки, чья-то рука ударила Тигеллина прямо в лицо. Через мгновенье его уже бросили на землю, угрожая расправиться немедленно, не дожидаясь суда.
Вскочив на трибуну, Плиний крикнул:
– Постойте, римляне, выслушайте меня! Я Гай Плиний Секунд и прибыл сюда из Палестины. Только что я услышал, что император покончил с собой. Тигеллин своими глазами видел его труп. – Среди собравшихся вокруг трибуны послышались радостные возгласы. – Я вполне понимаю ваш гнев, – продолжал Плиний, – но нельзя просто убивать всех приспешников Рыжебородого. С бесправием нельзя бороться новым бесправием. Отправьте Тигеллина в тюрьму, и пусть справедливый суд накажет его за преступления! Но это не должен быть самосуд.
Среди собравшихся на Форуме римлян разгорелся спор. Одни требовали немедленной расправы, другие соглашались с Плинием, полагая, что судьбу Тигеллина должен решить суд. Кончилось тем, что несколько мужчин, схватив Тигеллина за руки, поволокли его в сторону Мамертинской тюрьмы.
– Ты очень хорошо говорил, – одобрительно произнес Вителлий.
– Последние годы в Риме творилось слишком много беззаконий, – ответил Плиний. – Мы должны позаботиться, чтобы к ним не начали добавляться новые. Необходимо, чтобы в Риме соблюдались законы.
– Я не верю, что такое возможно, пока Рим находится под властью императоров. О, какой спокойной и счастливой была жизнь во времена республики!
– Вспомни последние годы республики, – возразил Плиний. – Тогда так же, как и сейчас, повсюду царили насилие и убийства, ненависть и коррупция. Нет, Вителлий, каждая форма правления хороша лишь постольку, поскольку хороши люди, осуществляющие ее.
Поднявшийся между тем на трибуну здоровенный, словно бык, мужчина пытался успокоить собравшихся на Форуме и привлечь к себе их внимание.
– Что это за чудище? – с усмешкой спросил Плиний.
– Ты не знаешь его? – сказал Вителлий. – Это Нимфидий Сабин, один из командиров преторианской гвардии. Хоть он и именует себя сыном божественного Калигулы по причине того, что его красавица мамаша переспала однажды с императором, на самом деле лицом он как две капли воды похож на гладиатора Марциана.
– Кому же из нас не хотелось бы быть отпрыском императора? – громко рассмеялся Плиний.
– Римляне, – начал Нимфидий Сабин, – направляясь в курию, я хочу сообщить вам, что преторианцы признали Гальбу новым императором Рима. Все гвардейцы как один человек поддерживают Гальбу и ожидают его возвращения из Испании. Я намерен сообщить сенату решение преторианцев и просить сенаторов провозгласить Гальбу императором.
– Сколько он заплатил каждому из вас, преступники? – крикнул из толпы какой-то старик.
– Больше, чем платил Нерон? – с ухмылкой поинтересовался другой.
А третий выкрикнул:
– Поделитесь и с нами полученной взяткой!
Явно выведенный из равновесия Нимфидий сошел с трибуны и направился к курии, где сенаторы уже собрались, чтобы обсудить будущее Римской империи.
– За поддержку своего сына, Нерона, Агриппина заплатила в свое время по пятнадцать тысяч сестерциев каждому из преторианцев, – сказал Плиний. – Гвардейцев было двенадцать тысяч, так что общая сумма составила сто восемьдесят миллионов сестерциев. Цена за поддержку такого старика, как Гальба, надо полагать, значительно выше.