– Сколько? – спокойно спросила Мариамна.
– Сто миллионов, – столь же спокойно ответил Тигеллин.
На лице Мариамны не отразилось никаких чувств.
– Не опасно ли для императора оказаться в такой денежной зависимости?
Тигеллин пожал плечами.
– Неприятно, разумеется. Но ведь божественным Цезарю и Августу тоже приходилось временами жить на деньги простых людей. Это не наносит ущерб их величию.
Мариамне явно доставляло удовольствие видеть своим просителем представителя императора.
– Почему же твой властелин сам не пришел ко мне? – спросила она с улыбкой.
– Ты же знаешь, каким нелюдимым стал Нерон. Он живет в постоянном страхе быть убитым, как его предшественники.
– Ходят слухи, что Нерон сам поджег Рим, чтобы построить на его месте новый город, Нерополис.
– Рим полон слухов – как всегда бывает во времена больших бед. Этот слух, однако, не имеет под собой никаких оснований. Когда вспыхнул пожар, император находился в Анциуме. Если бы он поручил кому-то поджечь город, то наверняка огонь охватил бы кварталы, наиболее удаленные от его собственного дворца.
– Может быть, он решил построить заодно и новый дворец?
– Тогда он отправил бы, по крайней мере, в безопасное место свое драгоценное собрание греческих скульптур. Я друг его и хорошо знаю, что значило для него это собрание. Оно не просто стоило многие миллионы, он был всем сердцем привязан к этим статуям и плакал, как малый ребенок, увидев, что великолепный мрамор превращен огнем в известь.
– Тут трудно что-либо возразить.
– Нет, Нерон не поджигал Рим. Между прочим, ходят и другие слухи. Во время пожара в различных местах города видели людей, танцевавших и певших…
– Я тоже видела их. Это были так называемые христиане, которые верили, что пришел день конца света и их освобождения. Неужели город подожгли эти люди?
– Иудеи, – проворчал Тигеллин.
– Нет, они не иудеи, – заметила Мариамна. – В Палестине их движение только получило свое начало.
– Как бы то ни было, живут они вместе с иудеями по ту сторону Тибра. Примечательно, что как раз эта часть города не была затронута огнем.
– Но зачем это могло понадобиться христианам?
– Кто способен разобраться во всех этих восточных сектах, пустивших свои корни и в Риме? Возможно, они хотели отомстить за то, что мы держим в Мамертинской тюрьме двух их вожаков.
– И в каких же преступлениях они обвиняются?
– Они неуважительно относились к нашим богам и возбуждали народ против императора. Оскорбление величества карается смертной казнью. – Заметив, что Мариамна с недоверием отнеслась к его словам, Тигеллин добавил: – Один из них – безвредный, в общем-то, рыбак из Галилеи. Другой же – красноречивый оратор, знакомый с философией стоиков. Его схватили в Иерусалиме, но он настоял на том, чтобы его как римского гражданина судили в Риме. Очень скоро мы это сделаем. Только строгое исполнение законов не позволяет государству разрушиться.
– И ты серьезно веришь в то, что пара тысяч христиан могут поколебать устои Римской империи?
Несколько мгновений Тигеллин молчал.
– Вот уже три дня в небе висит комета, – заговорил он наконец. – По словам звездочетов, такие знамения предвещают гибель владыкам. Нерон спросил у своего звездочета Бальбилла, что следует предпринять, чтобы предотвратить беду.
– И какой же совет дал Бальбилл императору?
– Сказал, что в качестве искупительной жертвы должна быть пролита кровь какого-нибудь выдающегося человека. Это даст возможность противиться неблагоприятным обстоятельствам.
– Твой император слишком уж не уверен в себе и убедил себя в том, что дни его правления сочтены. Как бы то ни было, правит он уже больше десяти лет, не самых, надо сказать, худших лет для Рима. И все-таки похоже, что нашему владыке предстоит умереть насильственной смертью.
– Но ведь не кто иной, а он – император!
– Он одинокий, несчастный человек, удерживающий власть при помощи преторианцев. Мир потеряет в нем артиста, певца или поэта, но никак не политика.
– Ты почти в точности повторила его собственные слова, Мариамна, но что делать, если судьба предназначила ему быть императором? Скажи же, что передать ему? Может он рассчитывать на заем?
Мариамна задумалась, а потом твердо проговорила:
– Сто миллионов сестерциев – это огромная сумма и невероятный риск…
– Император не просто человек, пришедший просить о займе! – воскликнул Тигеллин.
– Кредит есть кредит, – спокойно ответила Мариамна, – и заимодавец должен быть уверен в том, что вернет свои деньги вместе с причитающимися процентами.
– Ты сомневаешься?
– Я, по меньшей мере, не вполне уверена. Двенадцать тысяч преторианцев не являются для меня достаточной гарантией. Спроси у императора, какое обеспечение предоставит он мне взамен ста миллионов сестерциев. После этого я приму решение.
Голос Мариамны звучал настолько твердо, что Тигеллин не решился спорить. Попрощавшись, он покинул виллу.
Рим возрождался еще более блистательным и нарядным, чем прежде, но в городе нарастало брожение. Пустая казна заставила Нерона пойти на необычные меры, еще более увеличившие число его врагов. Он отправил своего вольноотпущенника Эрата в Азию, а Секунда Карринаса в Грецию, поручив им силой захватить в храмах этих провинций золотые изображения богов и ценные дары паломников. Все это они должны были доставить в Рим. На остальные провинции была наложена высокая дань. Когда император начал забирать золото даже из римских храмов, это окончательно лишило его поддержки и собственного народа.
На стенах домов начали появляться направленные против императора памфлеты, в которых говорилось: «Пусть катится в преисподнюю, граждане, вместе со своим новым дворцом!» И в разговорах вместо обычных шуток все чаще звучали насмешливые песенки.
Нерон чувствовал, что пропасть, отделяющая его от народа, становится шире и шире. Городской пожар все еще оставался основным предметом разговоров римлян. Как могла произойти таких размеров катастрофа? Было немало римлян, которые, глядя на новые монументальные постройки, полагали, что император и впрямь поджег город, чтобы, перестроив его, создать вечный памятник себе. Чтобы раз и навсегда искоренить слухи, Нерон поручил Тигеллину, командующему преторианской гвардией, провести расследование причин пожара.
По мнению Тигеллина, решение напрашивалось само собой. Не составляло труда представить христиан, которые так странно вели себя во время катастрофы, в качестве истинных поджигателей. Сами христиане, хотя и утверждали, что не имеют ничего общего с возникновением пожара, не принимали никаких мер в свою защиту. Многие даже словно бы стремились оказаться осужденными, причем число их возрастало так быстро, что Тигеллин решил обратиться за советом к Сенеке, с которым хотел поговорить еще и по другому поводу.