Тигеллин пожал плечами.
– Об этом я не берусь судить. В школе гладиаторов он считается лучшим из бойцов.
– Что ж, стало быть, я побью лучшего! – бросил Вителлий. – Последние недели я непрерывно упражнялся в кулачном бою. Ударом кулака я ломаю доски и разбиваю мешки с песком. Наставник обучил меня новым приемам, которые позволят мне измотать противника.
Тигеллин улыбнулся.
– Да сбудутся твои ожидания!
Поклонившись Мариамне, он вышел, даже не попрощавшись с мужчинами.
– Вонючий конюх! – прошипела Мариамна. – Его статую на Форуме поставили только за то, что он выращивал жеребцов для упряжки колесницы, в которой император выступает на скачках. Император восхищается Тигеллином, потому что тот еще более необуздан и развратен, чем сам Нерон. Тигеллин делил ложе не только с его матерью, но и с сестрой Калигулы Юлией Ливиллой. За это он был отправлен в изгнание, но сумел оттуда вернуться. Сегодня он командует преторианской гвардией, и многие боятся его даже больше, чем императора.
Фабий кивнул.
– Он смог удалить из дворца даже Сенеку. Когда-то доверенное лицо и ближайший советник Нерона, Сенека отправлен в сельское поместье и все свое время уделяет теперь только философии. Никто сейчас не решается произнести хоть слово критики, поскольку у Тигеллина повсюду шпионы. Страшные нам предстоят времена…
Тем временем сцена на залитом золотисто-желтым светом пруду изменилась. Парусная лодка с полным экипажем на борту двигалась по воде медленно, словно ее влекла невидимая рука. Судя по песне, которую пели моряки, все они были греками. Внезапно появился дельфин, на спине которого сидел красивый юноша. Направив дельфина к лодке, он перепрыгнул в нее и повернул суденышко в обратном направлении. Просвещенная публика на берегу пруда с восторгом восприняла это зрелище, представлявшее сцену из известного греческого мифа – избрание Аполлоном своего жреца. Лодка причалила к берегу. Обнаженный юноша с длинными волосами, которые падали ему на плечи, стремительно спрыгнул на землю, увлекая испуганных моряков к своему храму, над которым сразу же появился ароматный дым от горящего в жертвеннике огня.
– Этот Тигеллин – мастер устраивать всяческие празднества, – проворчал Вителлий, а Фабий с явным недовольством воспринял выкрики «Ти-гел-лин! Ти-гел-лин!», прерывавшие аплодисменты зрителей.
– Он хорошо знает, – сказал Фабий, – как и чем можно увлечь римлян. Это самое опасное в нем.
Тем временем представление закончилось. Теперь на позолоченном плоту играла капелла музыкантов, окруженная обнаженными танцовщицами, выставлявшими напоказ все свои прелести. Жаждущие наслаждений женщины перебегали от одного павильона к другому, предлагая себя гостям. На некоторых были маски, и это, учитывая полное отсутствие всякой другой одежды, делало их еще соблазнительнее.
– Ну как, – спросила Мариамна, – неужели вы не жаждете наслаждений? Под этими масками скрываются самые знатные женщины Рима. Возможность позабавиться с женой сенатора или консула выпадает не так уж часто!
Фабий и Вителлий ухмыльнулись.
В этот момент красавица в маске, танцуя, приблизилась к ним и, обняв Фабия, увлекла его за собой. Вителлию стоило немалого труда отделаться от такого приглашения. Когда, делая непристойные жесты, его попытались увести с собой какие-то голые мальчики, Мариамна сказала:
– По-моему, единственный способ избавиться от их назойливости – это самим заняться любовью.
Не дожидаясь ответа, Мариамна приподняла подол платья, протиснула ногу между бедер возлюбленного, а затем, потянув за волосы, заставила его опуститься на скамью.
– Или, может быть, ты стыдишься, – прошептала она, – проявить свою любовь на глазах у всех? Может быть, те маски кажутся тебе привлекательнее?
Вителлий не ответил. Касаясь кончиком языка ее шеи, он уже ощупывал каждый сантиметр прелестного тела. Вскоре гладиатор и думать забыл о предстоящем завтра бое.
Слух о том, что под масками скрываются аристократки, был пущен Тигеллином. В действительности любимец императора нанял пару десятков умных и безупречно красивых женщин, чтобы использовать их в качестве шпионок. Он исходил из вполне разумной предпосылки: где еще, как не в объятиях красивой женщины, может развязаться язык у мужчины? Красавицам поручено было вести разговор так, чтобы речь зашла о политике и, самое главное, об императоре Нероне. По Риму уже ходили слухи о том, что против императора готовится заговор. Нерон, живя в непрестанном страхе, удвоил число телохранителей и появлялся на людях только в сопровождении усиленной охраны.
Для троих гостей красавицы-приманки были подобраны особо. От всех прочих они отличались не только умом и тем, что каждой из них было дано вполне определенное задание. Каждая в точности соответствовала идеалу женщины, сложившемуся у одного из троих мужчин. Мужчинами этими были оратор Гай Кальпурний Пизон, заместитель командующего преторианской гвардией Фений Руф и трибун Субрий Флав.
Пизон развлекался в своем шатре с блондинкой, лицо которой было закрыто маской, а мальчишеская фигурка резко контрастировала с пышными формами других присутствовавших здесь женщин. Кудрявая головка и нежные яблочки груди придавали ей почти детский вид, а страстные вздохи доводили Пизона до настоящего экстаза.
– Открой мне свое имя! – умолял ее Пизон. – Я сгораю от желания еще раз встретиться с тобой.
Из-под маски послышался смешок.
– Имя мое ты никогда не узнаешь, потому что выходка моя не должна причинить моему мужу вред. Он занимает высокий пост и пользуется всеобщим уважением. Так должно быть и впредь.
– Тогда что же толкнуло тебя на это? – продолжал допытываться Пизон.
– Служба оставляет мужу слишком мало времени для меня, – прошептала прекрасная маска, – а я женщина и жажду любви.
– Я мог бы дать тебе то, чего ты жаждешь. И не только сегодня!
– О, как бы мне этого хотелось!
– Тогда сбрось маску и назови свое имя. Я сохраню его в тайне. Это так же верно, как то, что меня зовут Гай Кальпурний Пизон.
– Ты Пизон, знаменитый оратор?
– Да, я Пизон.
– Говорят, ты дурно отзываешься об императоре. Что ты будто бы даже участвуешь в заговоре против него…
Пизон испуганно отшатнулся.
– Кто смеет утверждать подобное?
– Не беспокойся, – с притворным жаром произнесла маска. – Я тоже противница императора и, следовательно, на твоей стороне.
Пизон несколько мгновений колебался, а затем, бросив взгляд на безупречную, почти детскую фигурку женщины, заговорил:
– Моя первая жена была в день нашей свадьбы похищена императором Калигулой, этим сумасшедшим. Три дня и три ночи он держал ее взаперти, изнасиловал, а после этого выгнал и отправил нас обоих в изгнание. При Клавдии нам удалось вернуться в Рим. Клавдий, впрочем, тоже был не совсем в своем уме, да и Нерон мало чем отличается в этом отношении. Слишком много у него повсюду ушей, и это делает его все более непредсказуемым.