– Самоубийство… – беззвучно повторил Вителлий. – И случилось все это только потому, что она была так похожа на девушку, которая полностью владела моим сердцем.
– Ты все еще любишь ее? – спросил Ферорас и, не дожидаясь ответа, сказал: – Это самое худшее из того, что может быть в твоем положении.
Вителлий отшатнулся.
– Я уже однажды говорил тебе, – с жаром продолжал Ферорас, – что гладиатор не смеет растрачивать свои силы и чувства на женщин. Его любовь принадлежит арене. Она требует всего человека, ей не нужны мечтательные влюбленные, сластолюбцы и слабаки. Женщины существуют только для того, чтобы удовлетворять твои потребности. Если ты захотел иметь какую-то женщину, удовлетвори свое желание, но никогда не растрачивай на нее свои чувства.
Вителлий слушал его лишь вполуха.
– Ее звали Ребекка, – вдруг проговорил он неуверенно. – Ее темные глаза были бездонными, как море, а тело – стройным, как у газели. Я отдал бы жизнь, чтобы снова увидеть ее.
– Прекрати, ради всех богов Рима. Я и так уже прекрасно понял тебя. Но если уж ты не можешь ее забыть, то что мешает тебе увидеться с нею?
– Между нами море, и к тому же я не знаю, куда именно она отправилась. Ее как еврейку изгнали из Рима при Клавдии. – Вителлий упал перед Ферорасом на колени и, схватив его за руку, взмолился: – Только ты, Ферорас, способен помочь мне! Я знаю, что ты проделал с императорским флотом, знаю и название корабля, на котором отплыла Ребекка. У тебя имеется список судов, тебе известны их маршруты. Ты можешь, стало быть, узнать, где Ребекка сошла на берег. Прошу тебя, Ферорас, помоги мне!
Ферорас молчал. То, что Вителлию стало известно о захваченных судах, обеспокоило его. Как лучше поступить? Один из немногих доверенных людей предал его, так что теперь он в руках у этого юнца.
– Откуда тебе все это известно? – стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее, спросил Ферорас.
– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал Вителлий, – но будь уверен, что никто никогда не узнает об этом.
Узнать имя предателя Ферорас и не рассчитывал. Он не сомневался, что и так сумеет выяснить это.
– Как, ты сказал, зовут эту девушку?
– Ребекка, – поднявшись на ноги, ответил Вителлий.
– А название корабля?
– «Эудора». Название я узнал от одного из смотрителей гавани в Остии.
– Похоже, эта девушка и впрямь очень дорога тебе.
– Дороже жизни, – ответил Вителлий, с волнением наблюдая, как Ферорас поднял мраморную плиту одного из сидений и извлек несколько свитков.
Что-то бормоча себе под нос, он начал водить пальцем по отдельным столбцам, а затем остановился, недоверчиво посмотрел на Вителлия и проговорил наконец:
– Вот она, «Эудора».
Рядом с названием судна проставлены были количество и стоимость груза, имя покупателя и порт назначения – Цезарея в Палестине. Ферорас покачал головой.
– В Палестину «Эудора» не пришла, – солгал он, – ее направили в Грецию, и она причалила в Кирре.
С этими словами он поспешно свернул свиток и вновь спрятал его в тайник.
Вителлий с недоверием посмотрел на своего покровителя.
– Во имя всех богов, чего ради могла «Эудора» направиться в Грецию?
– Поскольку ты и так во многое посвящен, могу сказать тебе это. В Палестине не было надобности в более чем сотне торговых кораблей. Пришлось направить их в Грецию, Малую Азию и Египет. Я хотел бы только знать, кто рассказал тебе об этом деле.
– Точно так же, как я не назову тебе это имя, – ответил Вителлий, – никто не узнает от меня и обо всем остальном.
Ферорас протянул Вителлию руку.
– Ты дал слово. Я доверяю тебе!
Они пожимали друг другу руки, когда в комнату вошла Мариамна в длинной тунике из отливающей серебром ткани, шуршавшей при каждом шаге. Левое плечо было обнажено, позволяя видеть край груди.
– Гости скоро начнут беспокоиться! – проговорила она. – Нельзя заставлять их ждать!
– Пойдемте, стало быть, – сказал Ферорас, и Мариамна взяла Вителлия под руку.
Когда все трое вошли в атриум, послышались приветствия и возгласы: «Вителлий! Вителлий!» Гладиатор отвечал на них дружелюбными улыбками. Мужчины пожимали ему руку, женщины целовали в щеку.
В этот день у Ферораса собрались самые выдающиеся мужчины и самые красивые женщины Рима. Хозяин пришел в полный восторг, увидев бородатого мужчину с растрепанными волосами и бровями, нависшими над крючковатым носом. Хотя мужчина этот был одет небрежно и почти бедно, его окружала целая толпа людей.
– Люций Анней Сенека, – воскликнул Ферорас, – твое присутствие – высокая честь для меня!
Сенека, сопровождаемый женой Помпеей Паулиной, подошел к Ферорасу и Вителлию, коротко поклонился и проговорил:
– Здесь сегодня собрался весь цвет города. Как мог я остаться в стороне?
Прикрывая рот рукой, Ферорас шепнул Вителлию:
– Он все еще должен мне два миллиона! – И громко, во всеуслышание, произнес: – Я опасался, что ты отклонишь мое предложение, потому что ты решительный противник гладиаторских боев, а праздник этот устроен, в конечном счете, в честь нашего гладиатора Вителлия.
Сенека махнул рукой.
– Отвращение во мне вызывают не игры сами по себе, а то, каким образом людей из-за их низкого происхождения обращают в рабство и обрекают на смерть. Вителлий, как всем известно, свободный человек, который в любое время может прекратить выступать на арене.
– Стало быть, к Вителлию ты относишься с симпатией?
– Он занимается ремеслом, которое сам выбрал. Мне лично не по душе его жестокое занятие. Во-первых, силу духа я ценю выше, чем мускулы, а во-вторых, с меня достаточно и того, что ежедневно я стремлюсь исправлять собственные ошибки и избегать новых заблуждений. Однако что с нами сталось бы, будь Рим населен одними лишь философами? Нет, пусть Вителлию останется его меч, а мне – мое стило!
Гости, стоявшие вокруг и внимательно слушавшие речь философа и выдающегося писателя, одобрительно захлопали. Слова из уст Сенеки воспринимались в эти дни словно бальзам для душ. Философ, воспитанником которого был в свое время сам император, периодически направлял римлянам посвященные их насущным проблемам послания, которые в эти смутные времена должны были помогать людям сохранять определенные моральные устои.
– У него, – отойдя в сторону, прошептал Ферорас своему подопечному, – десять миллионов долгов, но с тех пор как Нерон пришел к власти, он регулярно выплачивает их. Он сосет деньги из императорской казны, но делает это осторожно и незаметно. Вообще-то Сенека силен в речах, но никак не в торговых сделках. Проповедует бедность греческих киников, а сам живет в княжеской роскоши. Suum cuique… Каждому свое.