– Зерно принадлежит не мне, а императору. Вы же знаете, что император бесплатно раздает его тем, у кого нет работы. А чтобы никто не мог прийти дважды, я стою там и записываю их имена, понятно вам? О, как же вы искусны в своем деле!
– Какой же ты сильный мужчина, Манлий! – сладким голосом проговорила усевшаяся на него сверху Лициния, а Санция, чья персиковая грудь почти касалась губ центуриона, добавила: – Если хочешь, мы можем прийти и к тебе домой. О цене договоримся.
– Вот как? – Манлий оперся на локоть. Девушки, комната, лампы на стенах начали кружиться у него перед глазами. – Должен вам сказать, что я не так уж беден, – запинаясь, пьяным голосом пробормотал он. – За свое жалованье центуриона… я такие удовольствия позволить себе не могу, но… – Он вновь запнулся. – У меня… у меня дополнительные доходы водятся…
– А, понимаю… В эти трудные времена, когда людям так трудно прокормиться, ты выбрал себе подходящее занятие, – подмигнула ему Санция.
– О нет, – возразил Манлий, – тут вы… тут вы заблуждаетесь. Клянусь всеми бо… богами. Я бы никогда не решился расхищать зерно… собственность императора. – Говорить ему явно становилось все труднее. – За это карают смертью!
– Успокойся! – все быстрее вращая тазом, проговорила Лициния. – Нам нет никакого дела до того, откуда ты берешь деньги.
Манлий почувствовал себя задетым.
– Я вам… я вам… открою тайну, – с запинкой пробормотал он и с радостью заметил интерес, появившийся на лицах девушек.
Лициния, сменив позу, уселась на Манлия так, чтобы видеть его лицо, а Санция, широко расставив ноги, прямо-таки прижалась к нему.
– Я знаю тайну… знаю тайну, стоящую целого состояния, – начал Манлий.
– О, наверное ты нашел сокровища Дидоны!
– Чушь. Я слу… случайно увидел одну… занимавшуюся… занимавшуюся втайне любовью парочку.
Девушки громко расхохотались.
– В наших кругах платят за многие вещи, но чтобы кто-то зарабатывал деньги, глядя на то, чем мы занимаемся, нам слышать еще не приходилось!
– Мне платят не за то, что я смотрел на них! – возмутился обиженный смехом девушек Манлий. – Платят за молчание!
Лициния и Санция удивленно переглянулись.
– Нарушившей обет целомудрия и отдавшейся мужчине грозит… грозит смертная казнь. Страшная казнь! – повторил Манлий, явно получавший удовольствие от охватившей девушек растерянности.
– Жрица Весты! – испуганно проговорила Санция.
– Вот именно, – с гордостью ответил болтливый центурион.
Так родился и начал распространяться слух.
Вибидия, старшая из весталок, собрала жриц в атриуме их дома. Судя по всему, она была сильно взволнована.
– До меня дошел слух, что одна из весталок нарушила обет целомудрия. Я уверена, что это всего лишь одна из бесчисленных сплетен, которые с такою легкостью распространяются в городе. Римляне проглатывают их так же охотно, как лакомства на праздничном обеде. На этот раз, однако, слух дошел до ушей Pontifex pro magistro, заместителя великого понтифика, и он потребовал, чтобы мы объяснили, каким образом могли возникнуть подобные разговоры.
Собравшиеся вокруг Вибидии жрицы Весты потупили глаза. Могущественный Pontifex pro magistro вел текущие дела великого понтифика, и в его обязанности входил, в частности, и надзор за весталками. Император Клавдий, являвшийся, как повелось с начала императорской эпохи, одновременно и великим понтификом, делами жриц Весты интересовался мало.
– Кто из нас мог в последние дни дать повод для возникновения подобных слухов? – спросила Вибидия.
Ни одна из весталок не отважилась посмотреть в глаза старшей жрице.
– Клянусь Вестой, нашей божественной матерью, – жалобно проговорила одна из них, – великий понтифик должен повелеть сбросить с Тарпейской скалы любую из нас, хотя бы взглядом выразившую какие-то чувства к мужчине!
Другая жрица простонала:
– Пусть понтифик исхлещет меня бичом, если я согрешила хотя бы в мыслях.
Вибидия нервно расхаживала перед жрицами.
– Каждый наш шаг за пределами этого дома, – проговорила она наконец, – мы делаем в сопровождении двух ликторов, что обычно ставит нас вне всяких подозрений. Однако во время случившейся на озере катастрофы мы остались без сопровождения. Ликторы, как и все прочие, думали только о том, как бы сберечь собственную жизнь.
– Меня доставил домой ликтор Понтий! – сказала одна из весталок. – Он подтвердит, что я не дала никаких поводов для подозрений.
– Мы проверим это, – ответила Вибидия и добавила: – Сама я возвращалась домой вместе с Лидией и Гелией. В город нас отвез торговец Марцелл. В повозке Марцелла сидели также его жена и раб-телохранитель. Хотя все мы были возбуждены, радуясь, что сумели выйти живыми и невредимыми из страшной катастрофы, никто не смог бы сделать из этого какие-либо неподобающие выводы.
Теперь все взгляды устремились на Валерию. Однажды она уже стала предметом сплетен, когда один из выдающихся риторов Рима в течение нескольких месяцев преследовал ее знаками внимания. Этот человек, ставший благодаря своему ораторскому мастерству известным судебным защитником, пытался даже подкупить одного из сопровождавших жрицу ликторов.
Валерии было около тридцати лет, так что прошла уже половина срока ее служения Весте. Поскольку она была, несомненно, красивейшей из весталок, другие жрицы относились к ней сдержанно и с толикой недоверия. Дружеские отношения она поддерживала лишь с самой младшей из всех, Туллией.
– Ликторы доложили мне, что с озера ты вернулась последней, – обратилась к Валерии Вибидия.
– Ты же видишь синяки на моих руках и ногах, – ответила Валерия. – Меня едва не затоптали насмерть. И мне не посчастливилось найти кого-то, кто довез бы меня до Рима. Я вернулась пешком.
Другие жрицы с недоверием смотрели на ее синяки. Вибидия с горечью проговорила:
– Если женщина ведет себя, как шлюха из лупанария, нечего удивляться, что и мужчины обходятся с ней соответствующим образом…
– Виновна ли я в том, что Веста одарила меня всем, что положено иметь женщине? – возразила Валерия. – Разве я стала из-за этого худшей хранительницей священного огня?
– Ты знаешь, что по законам Весты не имеет значения, добровольно ты предалась разврату или тебя принудили к этому. Ты, однако, забыла, должно быть, что добровольное признание пошло бы на пользу и тебе самой, и всем нам.
– За мной нет никакой вины! – воскликнула Валерия. – Ни один мужчина не прикоснулся ко мне с нечистыми намерениями. Я клянусь в этом Вестой, нашей божественной матерью!
– Не клянись, Валерия, потому что для весталки ложная клятва – такое же тяжкое преступление, как и распутство. Сознайся! Сознайся, и да падет позор на твою голову!