Прежде всего в аналогичную по смыслу политическую силу, лучше всего, политическую партию, способную претендовать на власть в стране. Для чего, кстати говоря, заблаговременно и были подготовлены необходимые организационные условия в лице пресловутого «Общества Туле», из чрева которого впоследствии и выползла коричневая гидра национал-социализма в лице НСДАП. И вовсе не случайно, что впоследствии знающие люди Запада на вопрос о том, где родился Гитлер, с апломбом знания тайн мировой политики заявляли: «В Версале!» Поэтому все теоретизирования Раковского по поводу Версаля не стоят и выеденного яйца. За исключением одного: «На горизонте голодной Германии заблистала скоротечная звезда Гитлера. Пара проницательных глаз остановила на нем свое внимание». Проще говоря, Раковский собственным же языком подтвердил только что приведенный выше вывод. Не говоря уже о том, что и гениальный вывод С. Цвейга тем более.
Правда, теоретизируя по поводу Версаля, Раковский обвинил Сталина в том, что именно из-за него сорвалась коммунистическая революция в Германии. Надо полагать, он имел в виду события октября 1923 г. Ну и слава Богу, что германский октябрь тогда сорвался. Любопытны и его дальнейшие рассуждения по поводу планов Дауэса и Юнга. По его словам выходит, что эти экономические планы были специально предприняты, чтобы временно смягчить тяжелое положение в Германии в надежде на то, что антисталинская оппозиция сможет перехватить власть в СССР. Но ничего из этого не вышло. Сталин абсолютно правильно понял смысл этих планов, особенно плана Дауэса, в связи с чем охарактеризовал его как «мину, подложенную под Европу». Потому как этот план позволял возродить германскую тяжелую промышленность – основу основ германского военно-промышленного комплекса, без чего войну спровоцировать было нельзя. Но Сталин даже план Дауэса поставил на службу СССР. Отчего на Западе просто взбесились. Ведь на Западе никто и предположить-то не мог, что созданное только для уничтожения геополитических конкурентов «оружие массового поражения» в лице «научного коммунизма» или, проще говоря, интернациональный марксизм, будет использован Сталиным в качестве ширмы:
– во-первых, для воссоздания практически по имперским лекалам столь ненавистной Западу России (хотя бы и в лице СССР) как могучего геополитического фактора всемирного масштаба;
– во-вторых, для интенсивного экономического развития России (СССР), что тем более не предусматривалось Западом;
– в-третьих, для эффективной защиты Советского Союза, особенно в период его военной слабости, путем создания едва ли не тотальной угрозы тылу всего Запада – собственно говоря, все догитлеровские планы нападения на СССР потому и были сорваны.
По мнению Запада, все это создавало исключительно заразительный пример, который угрожал самим его основам. Ну, ведь не для того же там выдумывали весь этот «марксизм», чтобы самим же и угодить если и не в могилу, то по крайней мере в глубокую яму, вылезти из которой было бы крайне трудно. Такое использование предназначенного только для разрушения «оружия массового поражения» в сталинском СССР буквально до осатанения бесило Запад. Тем более что за кулисами этого процесса в СССР постепенно подготавливались предпосылки для полной девестернизации и деленинизации страны и государства. Подготавливались и необходимые предпосылки для полной демократизации внутренней жизни в интересах всего народа, проведения внешней и внутренней политики, сообразуясь лишь с национальными интересами России (СССР). Тут уж бешенству Запада и вовсе не стало предела. Потому как Западу пришлось уразуметь, что, невзирая на социалистическую демагогию, в едва заметной квазигеополитической форме, но с характерной только для Высшего Закона Высшей Мировой Геополитики и Политики потрясающей эффективностью еще в период 1917–1922 гг. сработало основополагающее, абсолютно непримиримое, глобальное геополитическое противоречие между АГРЕССИЕЙ как сущностью и базовой ценностью Запада, которую Ленин, Троцкий и K° цинично пытались навязать России, и БЕЗОПАСНОСТЬЮ, как сущностью и базовой ценностью России. И в дальнейшем это обстоятельство становилось все более непреодолимым для Запада и его «пятой колонны» в СССР в лице шайки интернациональных коммунистов. Хуже того. Оно не только становилось все более непреодолимым, но еще и едва ли не в буквальном смысле физически заставило Запад считаться с собой. А ярчайшим символом этого обстоятельства стал Иосиф Виссарионович Сталин. Потому как он искренне отстаивал наиглавнейшую базовую ценность России. Потому, собственно говоря, и стал лидером национально-державного течения в партии! Раковский не смог скрыть звериной злобы «пятой колонны» по этому поводу. И прибегнув к квазинаучным формулировкам, произнес следующее: «Сталин, обладая национальным атавизмом, который не был в нем искоренен начальным марксизмом, по-видимому, по этой причине подчеркивает свой панрусизм, а в связи с этим возрождает класс, с которым мы должны были покончить, а именно класс национал-коммунистов – в противовес коммунистам-интернационалистам, каковыми являемся мы».
Откровенно говоря, даже проницательный современный читатель как минимум пару раз чертыхнется, прочитав эту непонятную с первого раза фразу. И формально будет прав. Но только формально. Потому что в действительности Раковский показал в этой фразе всю звериную злобу прибывшей вместе с Троцким шайки интернациональных марксистов (коммунистов) по поводу того, что Сталин стал постепенно осуществлять программу возрождения истинно Русского государства на новых основах и принципах, но с использованием присущего русскому народу патриотизма. Особую злобу у таких шакалов, как Раковский и иже с ним, вызывало то обстоятельство, что Сталин отвергал идею мировой революции, что он подмял Коминтерн под нужды СССР. Раковский прямо так и заявил, что-де Сталин
«душегуб революции, он не служит ей, но пользуется ее услугами», что «он ставит Интернационал на службу СССР», что он отождествляет собой «самый древний русский империализм»!
[26] Во всех этих «теоретических изысках» Раковского откровенно чувствуется смысловая перекличка с планами Запада по уничтожению славянства в Европе, о чем уже говорилось выше.