Вот это уже было более чем интересно.
Капитан сжал старосту за ворот так, что тот чуть не задохнулся, приставил пистолет ко лбу.
– А вот теперь, господин староста, решается главный вопрос: жить тебе или умереть. Когда придет Степка?
– Сегодня после заката. Он всегда забегает в понедельник и пятницу.
Капитан задыхался от волнения. Только бы не спугнуть удачу!
Стемнело, природа погрузилась в тишину и покой. Где-то за околицей лениво ухала сова. Лунная дорожка бежала по бурьяну от леса к селу.
Шевельнулся кустарник, дрогнул плетень. Через него перемахнул худенький человечек. Мальчишка пробежал по дорожке к дому, поскребся в дверь. Староста открыл, пацан вошел в хату.
Борьба была яростная, он визжал, пытался вырваться. Файдулин получил царапину на запястье, Малашенко чуть не остался без уха. Перепуганному пацану было без разницы, что откусывать!
Его втолкнули в комнату, в которой предварительно замкнули ставни, загородили проход. Он выл от отчаяния, метался, колотил кулаками по воздуху. Потом съежился в углу, поджал колени, смотрел волчонком.
– Наигрался? – вкрадчиво осведомился Алексей.
Это был обыкновенный пацан – драные штаны, башмаки, плотная рубаха, подпоясанная бечевой. Веснушки, уши торчком. Гонора ему хватало, но и страх терзал.
Особой жалости к этому бандеровскому выкормышу Алексей не испытывал. Не такой уж маленький, понимает, что творит.
– Я вам ничего не скажу! – заявил пацан. – Пытать будете, ничего не добьетесь! Ненавижу вас, жиды краснозадые! Стреляйте меня, все равно ничего не узнаете! – Он снова сник, замкнулся в углу.
По знаку Алексея ребята втолкнули в комнату Тараса Шкурко. Тот пылал всеми красками спектра. Начал мямлить, сначала неуверенно, потом разговорился. Из его рассказа явствовало, как погиб отец Степана и кто его, собственно, зверски убил. Несколько раз пацан пытался перебить его, вставить что-то свое, за что получал по затылку от Волкова.
Рассказ подошел к концу, Шкурко удалился.
Пацан расхохотался и заявил:
– Вы же не думаете, что я в это поверю? Бабула – боец, я до конца буду с ним! Вы просто заставили Тараса это сказать!
Оперативники молчали.
Мальчишка повякал еще немного и тоже заткнулся, съежился в углу, обнял себя за плечи. Дураком он не был, поневоле начинал думать, все еще шипел, но уже неуверенно. Видимо, теперь Степка другими глазами смотрел на поведение матери, которая, безусловно, все знала, и Бабулы. Он шмыгнул носом, отвернулся.
– Ты пойми, Степан, – вкрадчиво начал Алексей. – Базу твоего любимого людоеда мы накроем в любом случае, поскольку знаем, в каком лесу она находится. Для этого потребуется не рота, а полк. Но дело того стоит, верно? Сожмем кольцо, будем прочесывать квадраты. Рано или поздно выявим схрон. Банде все равно капут. Но в таком случае у тебя, во-первых, не будет смягчающих обстоятельств. Во-вторых, мы не сможем защитить твою мать. С какой стати мы обязаны ее беречь? Она такая же бандитка…
– Она не бандитка! – взвизгнул Степан. – Ей плохо там, Бабула не выпускает ее.
– Если же ты нам поможешь, то мы обещаем спасти твою мамку. Она останется живой.
«Но посидеть ей придется. Да и тебе, малый», – подумал капитан.
Мальчишка побледнел, стал нервно сглатывать. В тишине текли минуты.
– Слово офицера, – добавил Алексей. – Сейчас принесут бумагу, ты нарисуешь подробный план городища – где какие землянки, как они связаны между собой, куда выходят. Где находятся ночью Бабула и твоя мать, спят бойцы, стоят часовые. Надеюсь, не нужно говорить, что ты идешь с нами?
Все произошло той же ночью, ближе к рассвету. Ошалевший комендант Анисимов, поднятый по тревоге, судорожно собирал бойцов, искал транспорт. Он набрал с бору по сосенке две сотни солдат, которые и окружили Богужанский лес. Второе кольцо было плотнее – двадцать бойцов из войск НКВД по периметру предполагаемой базы. Еще одно отделение солдат и опергруппа Смерша двинулись непосредственно на объект.
Часовых сняли на дальних подступах. Пацан не соврал, точно сообщил их местоположение. Бдительность у этих героев была так себе, весьма средненькая. Двое в основном дозоре откровенно дремали, очнулись от резкой боли. Впрочем, долго с ней не прожили.
Еще одного на южных подступах капитан утихомирил точным броском ножа.
«Питерская школа», – удовлетворенно подумал Алексей, вытаскивая нож из вибрирующего тела.
Двойной крик совы возвестил, что под обрывом на обратной стороне холма тоже все в порядке. Еще пара часовых отправилась в мир иной.
Бойцы подкрадывались, сжимали кольцо. В лунном свете мерцала возвышенность, заросшая травой. На ней маячили одинокие деревья, островки кустарника. Трава, если присмотреться, была кое-где примята. Дело приближалось к рассвету, небо начинало сереть.
– Там четыре люка, – глухо проговорил Степан. – Ты знаешь, дядько. Три здесь, на склоне. Крышки сливаются с травой, покрыты дерном. Еще один справа, за кустами. Последний выход под обрывом с той стороны. Других нет.
– Понятно, Степан, – прошептал Алексей – А теперь сгинь. Мужики, оттащите его в тыл.
– Дядько, постой. – Мальчишка занервничал. – Послушай. Ты мне голову морочишь. Вы же гранатами схрон забросаете. Как ты мамку вытащишь? Помрет она, когда вы там палить начнете.
– Что ты предлагаешь? – Обещание, данное пацану, действительно напрягало капитана.
– Пойду да вытащу ее. Разбужу, выведу оттуда. Часовых внутри нет, все снаружи были, замки на люки тоже не ставят, их все равно не видно. Если она спит с Бабулой, тогда труднее будет. Но он последнюю неделю надирается как свинья, пушкой не разбудишь. Это раньше Нестор бдительный был, а сейчас совсем плохой стал, спивается. Днем нормальный, а к ночи – в сиську. Дядько, ты мне не веришь?
Алексей колебался. Да, он не верил пацану, но знал, что тот не будет жертвовать матерью ради человека, который своими руками убил его отца. Банда все равно обречена, и парень должен это понимать.
– Давай, – разрешил Алексей. – Не вернешься через пять минут – забрасываем гранатами ваш уютный санаторий. Не вздумай мамке говорить, что с красными пришел. Надо выйти, и все. Потом, мол, объяснишь.
Он с колотящимся сердцем следил за фигуркой, ползущей по склону. Эх, капитан, погубит тебя когда-нибудь твоя доброта.
Степан возился в траве. Что-то скрипнуло, поднялась крышка, изнутри обитая досками. Малый пропал.
– Эх, товарищ капитан, добрый вы что-то, – прокряхтел, озвучивая его мысли, Газарян. – Нельзя так, неправильно это.
– Знаю, – проворчал Алексей. – Ложный гуманизм называется. Но я над этим работаю. Ладно, заткнись, Арсен. Без тебя тошно.
Слава богу! Не прошло и пяти минут, как снова скрипнула крышка. Из люка вылезли женщина, обмотанная платком, и пацан.