Дорогие мои - читать онлайн книгу. Автор: Лион Измайлов cтр.№ 32

Они уже к тому времени разошлись с Курляндским и писали с ним только сценарии «Ну, погоди!».

В 1976-м году осенью Хазанов и Хайт поехали в дом отдыха «Вороново» писать программу. Хазанов позвал и меня поехать, просто так. Я с удовольствием согласился. Они весь день писали свои номера, а вечером читали их мне. Я человек естественный и смешливый, по мне можно точно определять – смешно или нет. Где неинтересно, я тут же отключаюсь. Вот так они на мне и проверяли свои тексты. Там, в «Воронове», было два интересных момента. Однажды мы смотрели телевизор. Шел какой-то дурацкий среднеазиатский фильм о басмачах. Хайт выключил звук и стал озвучивать героев. В фильме дехканин стоял на коленях среди хлопкового поля, над ним стоял «красный» с ружьем, а Хайт «переводил»:

– Бери землю, твоя земля, бери, тебе говорят, все это твоя земля. Ты теперь хозяин. Советский власть дает тебе этот земля.

Текст, который произносил Хайт с ходу, вступал в полное противоречие с картинкой, и было жутко смешно. Мы с Хазановым просто плакали.

И еще один момент довел нас до истерики. Мы пошли на концерт в доме отдыха. Поскольку была поздняя осень, не сезон, в «Воронове» отдыхали одни шахтеры. Сначала писатель Леонид Жуховицкий поучал этих шахтеров, как им культурно жить в их провинции, ходить в музеи и консерваторию. Шахтеры слегка напряглись, поскольку не во всех шахтерских поселках была консерватория, в некоторых даже бани не было.

А потом на сцену вышел вальяжный, громкоголосый чтец и начал читать какие-то заумные стихи. Я только помню строчку: «И наслаждаться стихом Малларме…»

Тут мы глянули на шахтеров, на их нахмуренные лица, и у нас началась истерика. Люди пришли на концерт, хотели шуток, песен, а тут им какого-то Малларме суют.

Как-то я жил на даче у Хайта неделю. Что нам было делать – конечно же писать. Мы сели и распланировали пьесу «Тест», а потом где-то за месяц ее и написали. Я первый вариант, а Хайт – второй. Я хотел показать пьесу Галине Борисовне Волчек. Собственно, знакомств в театральном мире у меня было немного. Но Хайт категорически запретил показывать пьесу в «Современнике». Там работал его друг Кваша, и он не хотел, чтобы тот на худсовете рассматривал эту пьесу. Мы не знали, хороша она или нет. Для нас это был чужой жанр. Так эта пьеса до сих пор и лежит у меня.

Хайт был парень гордый и самолюбивый. Не забуду, как он был в ярости от того, что Хазанов как-то повез его и своего хомячка на машине и высадил больного Хайта на улице в снег и холод, поскольку куда-то надо было везти хомячка.

Хайт не хотел ни перед кем прогибаться. Как-то мы приехали с гастролей с «Клубом», и вдруг в аэропорту Веселовский сказал, что надо поехать в «Литгазету» давать интервью. Хайт категорически отказался – он устал и хотел домой.

Витя сказал:

– Нужно!

Хайт возразил:

– Тебе нужно, ты и езжай.

И поехал домой. Его не пугало то, что его не будут печатать.

Как-то Хайт спросил меня:

– Если бы у тебя было много денег, ты бы писал?

– Конечно, – сказал я.

– А мне если бы платили тысячу в месяц, я бы точно не писал.

Не знаю, насколько это соответствовало истине.

На одном из дней рождения Аркадия в «Арагви» я увидел его отца. Очень симпатичный мужчина, еще выше Хайта, очень какой-то благожелательный и с юмором. Он был одессит. Хайт рассказывал мне такую историю. Как-то его отец увидел в магазине пальто из букле. Он сходил в Столешников переулок к кепочнику, спросил, не нужен ли ему материал для кепок-букле. Тот сказал:

– Очень нужен.

Папа Хайт пошел, купил пальто, потом принес это пальто кепочнику и продал в два раза дороже. Живи его папа в наше время, он бы был богатым человеком, а тогда, при совке, закончил свою жизнь в доме престарелых. Для меня узнать об этом было неприятно. Такой он был симпатичный мне человек. Однако, может быть, это было его желание.

Женщины Хайта волновали мало. В нашей клубной компании искателей приключений на свою шею он был белой вороной. Не помню, чтобы он за кем-то ухаживал, хотя женщинам нравился. Как-то актриса Ольга Яковлева увидела его по телевизору в «Кинопанораме». Они там с Гердтом ходили взад-вперед и о чем-то разговаривали. Яковлева мне сказала:

– Твой друг Хайт – человек с большим чувством собственного достоинства.

Когда я стал сближаться с Хайтом, Феликс, мудрый мой наставник, предупредил:

– Ты там особенно душу-то не раскрывай. А то он вообще никого, кроме себя, не любит.

И, как всегда, оказался прав.

Был день рождения Хайта в «Арагви». Мне очень хотелось понравиться, и я делал что мог. Веселил гостей и даже притащил за свой счет оркестр, который наяривал нам грузинские песни.

Там за столом произошел спор с Игорем Квашой. Кваша – спорщик от рождения. Причем спорит яростно и грубо. Зашел у нас разговор о Райкине, и мы с Хайтом, молодые нахалы, стали говорить, что Райкин – это разрешенная сатира, что Райкин – это вчерашний день. Кваша спорил с нами, а потом сказал замечательную фразу:

– Послушать вас, так вообще никого, кроме вас, нет.

Мы поглядели с Хайтом друг на друга и поняли, что Кваша прав. Спор закончился.

Хайт был по-житейски очень мудр. Какие-то его фразы врезались мне в память на всю жизнь. Он говорил:

– Хочешь узнать, как к тебе относится муж, послушай его жену. Муж скрывает свои истинные мысли и чувства, а жена их выдает.

Хайт очень здорово играл в преферанс. Я рассказал об этом своему соавтору Наринскому. Тот играл в преф плохо, но думал, что играет хорошо. И ему не терпелось сразиться с Хайтом.

На даче в Абрамцеве эта возможность ему представилась. Он меня попросил:

– Ну, предложи Аркадию сыграть с нами.

Я предложил. Аркадий посмотрел мне в глаза, понял ситуацию, а дальше в течение 15 минут просто разделал нас обоих. Причем он раздавал карты, а дальше не играл, просто показывал, какие есть варианты, и сразу записывал результат. Наринский был потрясен. Больше он никогда не просил Хайта играть с ним в преферанс.

На дне рождения у Хазанова Хайт сказал тост:

– Гена, ты всегда подражал мне. Я был старше, когда ты только становился артистом, я уже выступал, и ты стал артистом. Я купил квартиру, и ты тоже сделал все, чтобы купить квартиру. Мне было тридцать лет, и ты решил, что обязательно станешь тридцатилетним. Вот твоя мечта и сбылась. Тебе тридцать лет.

Было время, когда мы не общались. В тот период Хайт, поругавшись с Хазановым, написал с Данелией сценарий фильма «Паспорт», за что и получил премию «Ника». Совсем перестал писать на эстраду. Написал пьесу для театра Образцова. Как говорил Владин, написал про себя. Там какой-то творческий человек решает работать не ради искусства, а ради денег и теряет талант. Спектакль шел довольно долго, но славы Хайту не принес.