Дорогие мои - читать онлайн книгу. Автор: Лион Измайлов cтр.№ 11

В начале нашего общения он был довольно важным, изображая из себя крутого американского актёра. Но потом понял, что это лишнее в нашем общении, и мы прекрасно поговорили. Я ему рассказал легенду о нём. И он сказал, что почти всё верно. Что так оно и было, теперь он уже довольно основательно осел в Голливуде, снимается в телесериалах и почти стал американцем.

– Эх, – сказал я, – а не уехал бы – до сих пор играл бы ту программу, которую мы тебе хотели написать, и был бы в полном шоколаде.

К конце беседы я ему окончательно понравился. И он даже звонил мне на другой день с предложением снова встретиться. Однако мы уже из Лос-Анджелеса уезжали.

1980 год. Арканов с Луговым уехали, а я остался в Ташкенте. В день концерта должны была приехать Ахмадулина. Она прилетела. Её в аэропорту встречал секретарь горкома и повёз сразу угощать. У Беллы Ахатовны был непростой период. Её преследовали за подпольный альманах «Метрополь». Не издавали, не давали выступать с концертами. А здесь, далеко от Москвы, мы могли спокойно выступать от общества «Знание».

Мы ждали её в обществе. Она приехала сильно под шофе. Она еле говорила. Нас познакомили, мы должны были работать по отделению. Видя такую ситуацию, я сказал:

– Белла Ахатовна, может быть, вам лучше принять таблетку аспирина?

– Что вы имеете в виду? – с вызовом сказала Белла.

– Я имею в виду аспирин, а вы что подумали? Белла промолчала. Аспирин я предложил, потому что уже имел подобный опыт общения с А. Ивановым. Иванову аспирин помогал.

Вечером состоялся концерт. Почему-то в зале была половина зрителей. Причём левая половина зала была полностью заполнена, а правая почти пуста. Оказалось, что левые билеты продавали в университете, где Ахмадулину знали, а правые – там, где о ней в Ташкенте понятия не имели. Так мы и выступали – то левая половина пустая, то правая.

Я выступал первым, но все, естественно, ждали знаменитую поэтессу.

Она с трудом дошла до микрофона и стала на автомате довольно чётко читать стихи, но когда она между стихами стала что-то говорить от себя, зрителям всё стало ясно.

Это был единственный раз в моей жизни, когда после концерта меня зрители встречали на лестнице, и кто-то из них сказал:

– Как вам не стыдно?

А что я мог сделать? Только остановить концерты.

На другой день администратор сама это сделала. Она сказала: либо трезвые, либо отменяем концерты.

Деньги Белле были очень нужны. Собственно, других заработков не было, и она тут же завязала.

Мы выступали ещё два дня, и всё шло хорошо. Мы с ней очень подружились. Очень умная и обаятельная женщина.

Она рассказывала, как ездила на пароходе по Черному морю, и какой-то кагэбэшник хвалился ей, что он поймал армян-террористов, которые взорвали бомбу в Москве, в метро.

Белла спросила:

– И кто же взорвал бомбу? Кагэбэшник сказал:

– Как кто? Вот эти армяне. На что Белла сказала:

– А может быть, вы сами?

Это по тем временам было очень смело. Она просекла, что это была провокация, устроенная органами.

Я заканчивал своё отделение детским номером, в конце которого были слова «Классный Днепр при клёвой погоде», после чего я объявлял Ахмадулину. Я слушал всё её отделение. Она читала потрясающе. И я навсегда запомнил её стихи:

Потом, когда мы встретились в Москве, Белла мне рассказала, что из Ташкента поехала в Тбилиси, где выступала в филармонии на 2500 человек. Грузины говорят ей:

– Вам пора выходить на сцену.

А Белла им:

– Как выходить? А где же «Классный Днепр при клёвой погоде»?

В последний день мы уже вместе выпили, сидели в её номере, и всё время приходили поэты и приносили ей стихи. А нам хотелось поговорить. И ещё нам должны были принести деньги за концерты. Деньги принесли, я эти деньги запрятал Белле под подушку, потому что пришёл очередной поэт. А дальше мы сидели, разговаривали, и каждые пятнадцать минут к нам входила дежурная по этажу. Она блюла нашу нравственность.

Наконец Белла не выдержала и сказала:

– Дорогая моя, вы зря нас стережёте, то, о чём вы думаете, мы могли сделать и в Москве.

В Москве мы очень редко, но видимся, и я всегда рад видеть Беллу Ахатовну.

Рассказывал Владимир Николаевич Лаптев – глава Ногинской администрации.

У него был знакомый академик, мануалист, который творил чудеса исцелений. Садился на спину человеку, находил неправильно стоящий позвонок, бил по нему, вправлял, и человек выздоравливал.

Лечил даже косоглазие.

Один его друг, Михаил Самуилович, повез его в Израиль:

– Отдохнем, а заодно и заработешь. Приехали. Академик каждый день, не разгибаясь, лечит, вправляет позвонки, к нему очередь. Наконец ему это надоедает, и он начинает отдыхать. И тут появляется какой-то тип и начинает умолять Михаила Самуиловича, чтобы академик принял двоих его сыновей. Им по 18 лет. Высокие, красивые, но косые. Врожденное косоглазие.

Он просит принять его детей. Академик упирается. Ему надоело работать, он хочет отдыхать. Наконец сердобольный папаша говорит:

– Плачу по 500 долларов за каждого, только пусть примет.

Академик соглашается. Приезжает папаша с двумя сыновьями:

– Начинайте.

Академик говорит:

– Сначала деньги, 1000 долларов за двоих.

– А вдруг ничего не получится? – начинает торговаться израильтянин.

– Верну деньги, – говорит академик.

Сошлись на том, что деньги дадут Михаилу Самуиловичу, и если не вылечат, то Михаил Самуилович вернет.

Но и тут израильтянин не смог расстаться со всеми деньгами. Он сказал:

– Давайте так, я даю 500 долларов, а там посмотрим.

Академик уходит с одним сыном в соседнюю комнату. Занимается с ним десять минут. Выходят. Сын не косой, с нормальными глазами. Михаил Самуилович отдает академику 500 заработанных долларов. Надо идти второму. Папаша в задумчивости.

– Послушайте, – говорит он, – вы за десять минут заработали столько, сколько я зарабатываю за день. Это так не годится.

Академик говорит:

– Ну, идите к обычному врачу, и пусть он его лечит год, и за каждый приём вы будете платить ему по 30 долларов, посчитайте, сколько будет за год, и никакой гарантии, что он вылечит.