Будущее в тебе - читать онлайн книгу. Автор: Олег Кожевников cтр.№ 146

По выражению лица генерала я увидел, что моё сообщение не особо его расстроило. За сегодняшний день он уже стольких своих подчинённых потерял, что мои слова только легли в общую канву неприятных известий. Но ради проформы он спросил:

– А что там такое у вас случилось?

Я рассказал ему о немецком десанте. Это его возбудило так, что он вместе со мной пошёл к автобусу.

У автобуса уже скопилась целая толпа штабных командиров и красноармейцев авиадивизии. Но перед генералом все расступились, и мы подошли к лежащим прямо на земле телам троих героев. Рядом высилась гора трофейного оружия. Черных, глянув, в мёртвые лица своих бывших подчинённых, повернулся ко мне и сказал:

– Да… подполковник! И опять ты спас нашу дивизию! А ребятам – вечная память, мы отомстим за них! И ещё я обещаю, что их подвиг не будет забыт, да и всех противотанкистов тоже. Буду ходатайствовать о награждении всех высшими правительственными наградами.

После этих слов он сделал необходимые распоряжения об организации захоронения героев, и мы вернулись в командный пункт. Там он ознакомил меня с последними данными о продвижении немцев. На аэрофотосъемке было хорошо видно, что немецкие танки вышли к Жабинке, а это значило, что дивизии вермахта уже прорвали Брестский укрепрайон. Видны были и немецкие силы, подходящие к Гайнувке и Бельску. Да, не позднее чем завтра подразделениям моей бригады тоже придётся столкнуться с немецкими танками. Перенеся расположение немецких войск на свою карту, я распрощался с генералом и другими командирами, находящимися на командном пункте, и вышел к своему автобусу.

Там, возле автобуса меня поджидал Ежи. Он обратился ко мне с довольно неожиданной просьбой. Оказывается, в лагере интернированных польских военнослужащих Гушосдора содержался его брат. Хотя условия содержания там были неплохие, и приходилось работать только на ремонте польских же дорог, но в связи с нападением Германии Топеха очень беспокоился о его судьбе. Ежи рассказал, что он периодически привозил брату продукты и видел, что ему, как и всем другим интернированным, там живётся неплохо, но могут прийти немцы и захватить этих бывших польских солдат. Тогда могут начаться репрессии и многих из них расстреляют. Топеха попросил:

– Пан полковник, эти бывшие польские солдаты не имеют никаких обид на русских. Они понимают, что в тех условиях СССР был вынужден содержать их под охраной. Они и работали хорошо, без всяких понуканий, да и практически без конвоя. Но сейчас началась война, и Красная армия вряд ли станет их защищать. А если даже и начнётся эвакуация, то вы сами видели, что творится в воздухе, как бандитничают немецкие самолёты. Они ради развлечения запросто расстреляют безоружных людей. Пан полковник, помогите вытащить из этого лагеря моего брата. Вся наша родня всю жизнь будет вам признательна за это!

Я не мог отказать Ежи, тем более что лагерь интернированных располагался практически на пути следования к моей бригаде. Поэтому, дружески похлопав Топеху по плечу, я ответил:

– Ладно, в лагерь мы заедем, и с начальством его я поговорю, но, сам понимаешь, не всё в моих силах. Тем более что отвечают за интернированных службы НКВД, а это не армия. И моё звание там не особо котируется. Но попробовать давай попробуем, вдруг что-нибудь и получится. Может, удастся его да и ещё нескольких поляков вытребовать на возведение оборонительных сооружений. Когда их передадут в бригаду, то я обещаю передать тебе твоего брата, и вы вместе можете валить на все четыре стороны. Даже больше того, я оставлю в автобусе трофейное оружие, которое мы не передали в авиадивизию. Ну как, пойдёт такой расклад, Ежи?

– Заранее спасибо, пан полковник! А оружию мы найдём применение. Эти тевтоны ещё поплачут, что напали на Польшу, «пся крев»!

Договорившись, я залез в салон автобуса, а Ежи занял водительское место. Когда тронулись, я подумал, что всё-таки не зря мы оставили часть оружия в автобусе. Это я сделал намеренно. Ещё перед въездом в расположение авиадивизии я решил часть оружия передать Ежи, чтобы он сделал закладку где-нибудь в лесу. Мало ли как могли повернуться события, а небольшой арсенал в надёжном месте всегда мог пригодиться. Поляку я теперь доверял и знал, что этот парень не подведёт. А теперь, после этого разговора, у меня возникла мысль, что может быть это начало организации движения сопротивления, о котором я помнил по прошлой реальности.

Двигались мы так же, как и раньше, не очень быстро. Теперь Шерхан стоял на подножке и наблюдал за воздухом. Немецких самолётов видно не было. Наверное, у лётчиков был послеобеденный отдых. Намаялись убивать мирных людей, бедолаги. Якут, сидя на мягком сиденье, пользуясь затишьем, дремал. Посмотрев на него, я тоже решил немного поспать, уж очень трудными были эта памятная ночь и наступивший за ней день. Отключился мгновенно, и спать мне не мешали ни жуткая качка на плохой дороге, ни громкие скрипы автобусных механизмов.

Проснулся от тишины – мы стояли, и всё было вроде бы спокойно. Механически посмотрел на часы, было 16–27. Значит, я проспал почти полтора часа. В салон вошёл уже знакомый мне сержант госбезопасности. Оказывается, мы уже прибыли к базовому месту дислокации Белостокского Гушосдора. Именно здесь располагался основной лагерь польских интернированных лиц. Документы показывать сержанту не потребовалось, он и так меня узнал. Вместе с ним мы направились к начальнику лагеря лейтенанту госбезопасности Бедину. По пути сержант рассказал, что связь нарушена и никаких указаний, как поступать с интернированными поляками, они не получали. Их лагерь немецкие самолёты не бомбили. Но связные и прибывающие со строительных объектов команды рассказывают об ужасах, творящихся на дорогах.

Войдя в кабинет Бедина, я удивился. В отличие от своего подчиненного сержанта, спокойного как удав, лейтенант был весь издёрганный, какой-то нервный и суетливый. Он очень обрадовался моему появлению и практически сразу стал требовать оказания помощи в эвакуации. Но потом опомнился и попросил у меня документы. Узнав, что я не из штаба 10-й армии, несколько сник и стал жаловаться на ужасное положение, в котором они оказались. На тридцать семь человек личного состава у него под надзором находилось триста девяносто интернированных. Имелось два броневика и шесть полуторок.

Уяснив положение, в котором оказались люди Гушосдора, я ему посочувствовал, а потом заявил:

– Слушай, лейтенант, положение сложилось очень тяжёлое и вряд ли тебе кто-нибудь сможет помочь. Распускай интернированных и быстрей увози своих людей в Барановичи.

– Но как же, товарищ подполковник, у меня нет приказа!

– Да никто до тебя сейчас никакой приказ не сможет довести. Если промедлишь ещё хотя бы сутки, то точно нарвёшься на немецкие танки. Я сейчас возвращаюсь из штаба девятой САД, там, по данным последних аэрофотосъемок, я узнал, что немцы уже просочились мимо Осовецкого (66) и Замбрувского (64) УРов. А Брестский (62) УР они прорвали в районе Жабинки, даже Брестская крепость их не остановила. Представляешь, какая силища прёт! Хотя Брестская крепость ещё держится, но эти гады просто её обошли. Укрепрайоны тоже держатся, но нам от этого не легче, «панцеры» уже за линией наших долговременных огневых точек. И получается, что дорога им к трассе Белосток-Волковыск-Барановичи открыта. Развёрнутых частей, прикрывающих это направление, кроме моей бригады нет. Но, сам понимаешь, протяжённость фронта огромна, и мы сможем держать только узловые точки. Поэтому наверняка немцы где-нибудь да прорвутся. В этом случае, у меня надежда только на Шестой мехкорпус. Но в любом случае никто в такой ситуации не будет думать о каких-то интернированных. Если прямо сказать, я заехал к вам в Гушосдор только по дружбе с вашим главным инженером. Жалко, что его сейчас нет! Ладно, лейтенант, я довёл до тебя последнее положение на фронте, а дальше – тебе решать, что делать.