– Да вы, товарищ комбриг, не беспокойтесь! Если даже винтовок с оптикой не будет, я и из этой на километровой дистанции попаду. У меня к самозарядке и патроны, специально отобранные для дальнего боя, имеются. А для стрельбы до ста метров изготовил хитрый боеприпас. У нас в тайге с такими пулями на крупного зверя ходят. Вот я и здесь хочу использовать этот опыт. Фашист, он зверь крупный, его с первого выстрела надо заваливать, для этого я сам насечки на пулях делал. Теперь они действуют лучше разрывных. Пуля при встрече с препятствием как бы раскрывает получившиеся насечки-лепестки. Из-за этого центр тяжести у пуль получается смещённым, и при попадании, например в плечо, они могут оказаться и в животе фашиста. Такой пулей лишь бы попасть в какую-нибудь часть его тела, а дальше – можно закапывать труп в братской могиле.
По-видимому, Якут очень гордился своими патронами и решил похвастаться ими передо мной. Он достал из своего сидора большую картонную коробку и раскрыл её. Она была полностью забита снаряженными десятипатронными магазинами от самозарядки. Я автоматически их пересчитал – оказалось двадцать магазинов, половина из них была плодом творчества Якута. Взяв один со следами ручной работы, я осмотрел эти чудо-пули. Ничего особенного, пули как пули, просто с несколькими насечками на конце. Но я, передавая обратно обойму, похвалил Кирюшкина за смекалку и ответственное отношение к делу. После этого откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
Я уже стал думать, что нам, скорее всего, удастся благополучно добраться до штаба авиадивизии. Ведь до него оставалось меньше восьми километров. Даже с нашей черепашьей скоростью минут через двадцать мы должны были до него доехать. Но мою надежду разрушил возглас Шерхана:
– Командир, воздух!
Он первым выскочил из ещё движущегося автобуса, так как стоял на подножке и наблюдал за небом. За ним буквально посыпались остальные. Я выпрыгнул последним из уже остановившегося автобуса, отбежал подальше и залёг в небольшой ложбинке. И только после этого начал высматривать самолёты. Их я увидел почти сразу, но это были не бомбардировщики, а пять здоровенных транспортных «юнкерса». Над ними барражировали четыре «мессера», охраняя от нападения наших истребителей. В голове мелькнула мысль: «Не иначе готовится воздушный десант, и наверняка направлен он на штурм аэродрома и штаба Девятой авиадивизии. Это как же наши „соколы“ должны были достать немчуру, что они днём, на открытом месте решили выбросить десант. Тут же со всех сторон полным-полно наших частей, подавят этих козлов на хрен, да и всё».
Но эта моя уверенность была поколеблена, когда я увидел две ракеты, выпущенные с земли. Наверное, заброшенные сюда ещё раньше диверсанты, указывали безопасное место для десантирования следующих. И это было совсем недалеко от нас, примерно в километре. Наверняка эти диверсанты разведали, что вблизи боеспособных частей нет, а наш автобус они не посчитали помехой для десанта. Мой мыслительный процесс ускорился, в результате быстро возник план наших действий: «В десанте, наверное, собраны одни „волкодавы“. Каждый стоит целого взвода первогодок. Если они благополучно приземлятся и сгруппируются, то через два часа просто размажут всю охрану штаба и аэродрома. А там сидят салаги, которые и стреляли-то только на полигоне. И если даже я появлюсь там на полтора часа раньше и предупрежу охрану, это мало что изменит. Вроде бы Ю-52 берёт на борт четырнадцать парашютистов, а у Черных практически нет бронетехники, то эти семьдесят бойцов там всё покромсают минут за тридцать. Взорвут находящиеся на земле самолёты, сожгут запасы топлива, и тогда нам на земле будет совсем труба. Нет, надо постараться хоть как-то тормознуть немчуру. Наверняка наши десант заметили и сообщат, куда следует. Максимум часа через два сюда пришлют какую-нибудь боеспособную часть. Отсюда вывод – нужно подольше помотать гадов и постараться как можно больше отстрелять этих сволочей в воздухе. Больше это сделать некому – опять, Юрка, ты оказываешься крайним!»
Заметив ракеты, самолёты начали делать круг, а я, вскочив, заорал:
– Боевая тревога, все в автобус!
После этого бросился к нашему транспорту, но там я оказался не первым. Ребята, толкаясь, спешно влезали в салон. К кабине подбежал и Ежи. Я его тормознул и, указав рукой на самолёты, приказал:
– Топеха, двигаем к ним. Нужно оказаться под «юнкерсами» в тот момент, когда они начнут сбрасывать десант.
Подтолкнув его к кабине автобуса, крикнул:
– Ну, поляк, не подведи своих братьев славян!
Сам я, забравшись в салон, быстро обрисовал ситуацию и начал раздавать приказания:
– Так, ребята, сейчас мы подъедем к тому месту, где немцы сбрасывают десант. Там, по одному начинаем выпрыгивать из автобуса. Каждый должен занять удобную позицию, и те, у кого есть винтовки, немедленно открывают огонь по парашютистам. Бить в первую очередь по немцам, у которых уже открылся парашют. Сектора обстрела ограничены соседом слева. Автоматчикам открывать огонь только тогда, когда противник окажется на расстоянии не дальше чем сто метров. После приземления десанта группироваться возле автоматчиков и отходить в сторону автобуса. Понятно?
Дождавшись утвердительных возгласов, я спросил у бойцов из авиадивизии:
– Ребята, кто из вас хуже всех стреляет из винтовки?
Оказалось, что это был бывший водитель бронеавтомобиля.
Ему я и приказал:
– Панов, держи тогда автомат и запасные диски, а мне давай винтовку и патронташ. Автоматом умеешь пользоваться?
Красноармеец утвердительно кивнул.
– Хорошо, только смотри, экономь патроны. По мни, у тебя только два запасных диска, а надеяться на подвоз патронов мы не можем.
Автобус уже болтало по стерне. Я почувствовал, что вот-вот мы окажемся под «юнкерсами», поэтому, забрав самозарядку и патроны, выкрикнул:
– Якут, давай пять своих обойм! И найди в своём сидоре какой-нибудь мешок, чтобы их туда положить.
– Так нет у меня никаких мешков!
– Возьми, оторви штанину у своих кальсон, завяжи конец, вот тебе и патронташ.
Он потянулся к своему сидору, а я, уже возбуждённо крича во всё горло, продолжил:
– Первым из автобуса выпрыгиваешь ты, Якут, потом Панов, затем, по одному, бойцы, вооруженные винтовками, за ними Шерхан, я буду последним.
Прокричав это, я суетливо снял с себя планшетку, фуражку, нервно бросил их на сиденье и стал пристегивать патронташ. Только я его одел, Якут протянул мне запасные обоймы для самозарядки, они лежали в мешке, сделанном из его многострадальных кальсон. Я, положив туда ещё две лимонки, начал пристраивать этот мешок к своему ремню. Приладив этот своеобразный патронташ, я посмотрел на Якута. Он и себе сделал подобный, и сейчас в таком виде, с болтающимся сбоку голубоватым мешком, выглядел донельзя потешным. Несмотря на серьёзность ситуации, я едва не прыснул со смеху. Но это моё нездоровое веселье остановил тревожный выкрик с водительского места:
– Пан полковник, мы прямо под самолётами!