Я глаза вытаращила. В доме царил поистине богемный бардак. Горы немытой посуды, картонки из-под готовых пицц, пустые винные бутылки, горящие свечки и даже – святое небо – курительные палочки!
– Марк, что происходит? Почему здесь такой беспорядок? Куда девалась твоя экономка?
– Я всех отпустил. На выходной. Ни в чьих услугах не нуждаюсь. – Тут у него глаз загорелся. – Иди сюда. Взгляни!
Марк потащил меня в гостиную и по дороге выдал самым беззаботным тоном:
– Мой проект накрылся медным тазом.
– Что?
Да, не такой мне помнилась эта комната. Раньше здесь было строго и даже официально. Теперь – иначе. Куда-то делся ковер; мебель покрывали простыни, пестрые от разноцветных пятен; всюду стояли жестянки с красками.
– Проект накрылся, говорю. Освобождение Фарзада отменяется. Пять лет усилий – коту под хвост. Я неудачник. Карьеры не сделал. Семьи не завел. Не состоялся ни как мужчина, ни как личность. Ладно, хоть рисовать умею.
И Марк сдернул простыню с огромного холста и оглянулся на меня, сверкнув выжидательной улыбкой.
Представшее моим глазам было кошмарно. Что-то в духе постеров, которые продаются в супермаркетах сети «Вулвортс»; или, например, нечто подобное, свеженамалеванное, можно купить в Гайд-парке. Короче: Марк изобразил всадника на фоне закатного неба. Всадник врубается в бурный прибой, доспехи лежат на песке.
– Что скажешь, Бриджит?
От ответа меня спас мобильник. На экранчике высветилось: «ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ». Поспешно вышла из меню «сообщения».
– Полагаю, это Кливер? Конечно, Кливер. Так уж повелось – только соберусь что-нибудь путное сделать, за что-нибудь в жизни зацепиться, как появляется Кливер и все рушит. Можно быть честным и благородным сколько влезет; можно работать без отдыха, пытаться привнести в этот мир толику справедливости – проку не будет, верно? Обаяние и дешевая популярность – вот что нынче в цене. Кливер тебя содержит, так?
– Нет!
– Значит, он отказал тебе в материальной помощи? Ты денег хочешь, да?
Марк метнулся к какому-то, гм, гончарному изделию, принялся извлекать оттуда двадцатифунтовые купюры.
– Вот, бери. Тут еще много. Куча денег. Все забирай. Мне эти бумажки счастья не принесли.
– Не нужны мне твои деньги! Да как ты посмел? Я, по-твоему, вымогательница?
И я решительным шагом направилась к двери.
– Чтоб ты знал – я порвала с Дэниелом Кливером.
– Порвала?
– Да. Я сама справляюсь.
18.15. Моя квартира.
18.16. Ой-ой-ой! Только что прочла сообщение от Дэниела.
ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ
«Милая, милая, милая, и т. д., и т. п. Получил твою смс. Буду счастлив помочь. Сегодня загружен работой, позвоню попозже. В шесть вечера включи телевизор, посмотри «Искусство будущей недели сегодня».
Нет, ну правда. Я в бешенстве. Речь о ребенке. Они оба спали со мной, и ни у одного не нашлось презерватива. Какое право они имеют самоустраняться?
18.16. Мрачно пощелкала пультом, подозрительно быстро нашла «Искусство будущей недели сегодня». На экране возник Дэниел – несколько потасканный, лишенный своего фирменного милого самовыпячивания – но все же довольный собой и настроенный оптимистически.
– Итак, – начал ведущий, – сегодня у нас в гостях человек, променявший карьеру издателя на карьеру ведущего программы «Злачный гид», которую он променял на программу об изобразительном искусстве – во всех своих ипостасях, впрочем, оставаясь Казановой. Наш герой, иными словами, переметнулся во вражеский стан. Говорят, нет лучше лесника, чем старый браконьер; вот мы сейчас это и проверим.
Замелькали фото Дэниела с разнообразными женщинами. Наконец камера переместилась на реального Дэниела – теперь уже разъяренного.
– Сегодня Дэниел Кливер представляет нам свою первую «серьезную прозу». Встречайте: «Поэтика времени». Слово Тому О’Ши и Уиллу Шарпу! Сами серьезные прозаики, вы оба, разумеется, являетесь и выдающимися литературными критиками. Итак: ваши впечатления от «Поэтики времени». Мы слушаем!
– Самая большая и самая вонючая куча нечитабельного дерьма, какую я когда-либо имел несчастье ворошить, – заявил Том О’Ши.
– А вы что скажете, Уилл?
Оба критика сидели рядом с ведущим, который профессионально изображал лицом чрезвычайную заинтересованность.
– Скажу, что это невропатическое, неретическое, напыщенное, раззолоченное, тривиальное, вопиюще бездарное, абиотическое надругательство над канонами…
– Извините, Уилл, не могли бы вы перевести на английский?
– Абсолютно нечитабельный шлак, – перевел Уилл Шарп.
– Что ж, давайте послушаем маленький отрывочек и сделаем собственные выводы, – предложил ведущий.
Запустили клип, в котором Дэниел, стоя на фоне книжной полки, с выражением прочел:
«Дырявили вопли ветров адвективный туман. Под карканье рваное ноги Верóники врозь. Мы жрали сырьем. И глаза. Глаза ее больше и больше».
В студии хмыкали и прыскали. Шоу завершилось на потугах Тома О’Ши и Уилла Шарпа усмирить аудиторию и на корчах Дэниела между выдающимися критиками и ведущим.
18.30. ОГОСПОДИБОЖЕМОЙ. В дверном замке кто-то ковыряется. Взломщики, кто же еще!
– Ку-ку!
Не взломщики. Мама. Совсем забыла, что сама же дала ей ключ.
– Привет, дорогая!
Мама ворвалась с целым ворохом пакетов.
– Скорее ставь чайник, милая!
Мозг лихорадочно заработал: «Летальные накопители статического электричества…»
– Я только что из «Дебенхемс». Заскочила заодно в отдел «Все для будущих мам». Ну-ка, взгляни!
Мама помахала огромным, как чехол для танка, платьем покроя тех времен, когда покойная Принцесса Диана носила под сердцем принца Уильяма и беременные животы принято было скрывать, а не мазать автозагаром и не помещать на обложке «Вэнити фэйр». Платье мама незамедлительно приложила ко мне и с удовлетворением заключила:
– Видишь? Стоит надеть что-нибудь, скрывающее, ммм… формы – и сразу выглядишь гораздо лучше, не такой… гм…
– Жирной? – подсказала я.
– В общем, да. Мамочка за последнее время поднабрала фунтов. В кого бы это у тебя? Сама я не имела ни малейших проблем с лишним весом, доктор умолял меня есть побольше сырного соуса и бланманже, чтобы хоть сколько-нибудь мясца наросло.
– Нужно же ребенку чем-то питаться!
– Может, его самого послушаем? Ну-ка, ну-ка. «Это мама на меня сваливает, лишь бы свой аппетит скрыть!» Так-то!