Старая ветошь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Петков cтр.№ 22

Высокий берег, памятник могучему Чкалову, куртка на богатырском плече, свитер под горло. Алексей был в выпускном классе, и тогда только входила в обиход водолазка, это была мечта многих – её «достать», купить было нельзя.

Позади Чкалова – крепость. Крохотная, и сейчас было непонятно, почему её так и не смог взять приступом Емельян Пугачёв, и слово «крепость» было, как надпись на поллитровке водки, такой масштаб, как нечто неосязаемое физически, но вполне возможное – пока сам не попробуешь.

Степь и небо. Параллельные плоскости. Знаменитое военное училище лётчиков. Несколько больших заводов, эвакуированных в Отечественную войну.

Сошёл к реке, в стороне от долгих ступеней спуска, по крутым уклонам берега. Мост, гордость отца, смотрелся мрачной громадиной, непропорциональной на сильно обмелевшей реке.

Выше в реку впадала другая, поменьше, но тоже обозначенная на карте. Вот в месте впадения он и поймал свою первую большую рыбу, судака почти на полтора кило.

С вечера снарядили, закинули донки, наживили жареными речными устрицами, побрызгав ландышевыми каплями. Одну он закрепил слабо, колышек вырвался и улетел в реку. Он на этом же месте поставил другую донку. Утром стали собираться домой, улов был слабый, в последнюю минуту вспомнил про эту донку, стал сматывать и примерно метрах в пяти от берега заметил, что шнур ведёт в сторону. Он стал энергично сматывать шнур – падали крупные капли воды – и сразу, мгновенно, увидел большую рыбу сквозь мелкую воду, рванул, выдернул на берег красивого, в бледно-серую полоску судака: тот взял наживку первой донки, но запутался в клубке шнура, а Алексей второй донкой клубок этот зацепил.

Судак мощно ударил хвостом по пологому бережку и в одно мгновение оказался почти у самой воды. Алексей в прыжке кинулся за ним, больно, до крови искололся об острый частокол спинного плавника. Подцепил его пальцами под жабры, истекая кровью, перепачканный влажным песком, не обращая на боль в исколотых пальцах, чувствуя, как внутри учащённо, с каким-то звериным восторгом дышит живое слово – добытчик, имя его пращура. Это было новое, прежде неведомое ощущение.

Много позже, читая в Библии о рыбах и рыбаках, он вспоминал того судака и своё неуёмное, страстное, почти бесконтрольное желание – схватить, поймать!

* * *

На выпускной вечер они загрузились на пароход, причалили к заросшему острову, развели костёр и пели всю ночь песни. Уже кто-то из девчонок нравился парням, и всякая ерунда была наполнена необыкновенной глубиной и смыслом, разочарования и горечь ждали на далёкой пристани, к которой они только отплыли.

Сейчас рядом празднично мелькали весёлые кабинки фуникулёра «из Европы в Азию», долетали обрывки музыки, мост казался старым, ненужным, громоздким, чёрным и мрачным – неуместным, но терпимым до поры комодом в светлой комнате новой квартиры.

– Пройтись бы сейчас по мосту, до середины, глянуть вниз.

Он почувствовал лёгкое подташнивание, словно сводило ногу от высоты, как, возможно, когда-то у отца. Мост охранял расхристанный на жаре вохровец, Алексею же нестерпимо захотелось глянуть вниз. До головокружения. Ступить в расплавленную чёрную слякоть на шпалах и… задохнуться знакомым с детства едким запахом. Жадно впитывать взглядом копоть на поверхности пролётов, разделяющих высокое синее небо на квадраты, прямоугольники, треугольники.

Испачкаться, но потрогать полусферы крупных выпуклых заклёпок, чётко припечатанных в многочисленных соединениях, мохнатых от несмываемой пыли и грязи, принесённой из других мест ветром пролетающих составов. Глянуть вниз на крутолобые, сиротливо обнажившиеся камни, посеревшие на солнце, и рядом – светло-коричневые, блестящие от влаги. Нагретые, источающие тепло вместо влажной прохлады широкой реки, больше похожей теперь отсюда, с берега, на журчащий ручеёк. Тихо гибнущий, не шумливый, словно прислушивающийся к чему-то умирающему в собственной глубине. Ненадолго вздрагивающий после зимы, в паводок, и вновь засыпающий, будто растративший последние силы и уже не верящий в возможность возродиться вновь…

Пройти по мосту, соединить вчера, сейчас, завтра. Но не пройдёшься на другую сторону, разве что скользнёшь воспоминаниями с берега на берег.

Он пронзительно остро захотел сейчас же взять такси и поехать на улицу, где они жили, туда, где он готовился к выпускным экзаменам, угловой дом – с обеих сторон № 13. И названия улиц – Жуковского и Достоевского, как особый знак, которым была отмечена любовь к русской литературе – отца, сестры, а потом и его.

Он мысленно представил, как туда ехать, на край города. Кособокая, неровная окраина. Ничего-то в ней нет – пыль и тлен. Жара и прах.

– Я уже не смогу жить в этом городе! – Он ясно он это понял сейчас.

И не поехал.

Журчала в каменном русле речушка, сиротливо, убогонько, а та, большая, норовистая река из детства, вызывающая восхищение, умерла.

– Вместе с отцом, – подумал он. – Не сразу, но, укрощённая, отползала, гибла незаметно для окружающих, приближалась к точке невозврата. Потом умрут некогда мускулистые родники, замолкнут источники, пересохнут моря, не наполняясь реками. Океаны переполнятся водой истаявших полярных ледников. Над ними будут низко, как перегруженные бомбардировщики, стлаться облака, заполненные не нужной теперь людям водой, и эта мрачная – бесчеловечная – красота не обрадует зверей и птиц, и что-то отомрёт невосполнимо, но появится новое, заполнит эту пустоту, однако будет другим. Нескончаемая череда перемен, метаний, умирания и рождения. Кто будет последним звеном этой громадной, умопомрачительной цепи?

Природа равнодушно и терпеливо, как фельдшер дурдома, сделает инъекцию внутривенно и выпустит из клеток, придуманных людьми, орды насекомых, зверей и птиц. Они переработают, пережуют, превратят в навоз то, что было «материальным» для людей, солнце, дожди и ветер перержавят в пыль и труху махины, домны и цеха, так ублажавшие некогда тщеславие и победную трескотню рапортов однодневок-идеологов, косноязычно наговоривших лозунгов к «дате», удобрят почву, и прорастут жирные кусты на том месте, где когда-то суетливые людишки-временщики строили «индустриальный фундамент» Страны Солнца, так трудно рождавшейся, не вставшей на рахитичные ноги, не научившейся правильно ходить, завалившейся за бугор, почившей в муках. Люди думают, что это их капитал, который сулит им обеспеченную старость, несут его в банк, уверенные, что возьмут сколько надо и когда надо, но то, что они считали своим – им уже не принадлежит, стало собственностью банка, а когда поймут, что неверно оценили, что это и как это, будет уже поздно. И подивятся своей безмерной глупости, доверчивости, верхоглядству, недалёкости, казня в душе непомерную гордыню.

И всё это произойдет намного быстрее, чем строилось, и расцветёт пышным цветом первозданности настолько неузнаваемо, что возможные пришельцы с огромным трудом смогут установить следы и отыскать подтверждение «кипучей» деятельности людей, потому что архивы без кондиционеров превратятся в слипшуюся массу, не подтвердят материальность прежнего бытия, а материальное сейчас – исчезнет так мгновенно, будто слизнёт его бесследно Природа и бесчисленные мычащие, орущие чада, сосущие безмерное лоно её.