Железный канцлер Древнего Египта - читать онлайн книгу. Автор: Вера Крыжановская-Рочестер cтр.№ 77

Луч внезапно погас, а тишина и тьма снова настали в святилище. Простершись перед ковчегом, Таа возблагодарил благодатного бога, озарившего надеждой его сердце, закрыл дверцы наоса и вышел.

В большом волнении сообщил он обо всем Главному жрецу, и они решили, что молодой царевич, после трехдневного очищения постом и молитвой, возложит на ночь в святилище им самим срезанную ветвь священного древа Персеа. Слух о благоприятном ответе, данном царю самим Амоном-Ра, и обещанном им видимом знаке божественной милости быстро разлетелся по городу и окрестностям, одинаково волнуя все классы населения. И хотелось, и боялись верить радостному известию: продолжительное всенародное бедствие так сурово отразилось на каждом, что народ разучился надеяться.

На третий день, к вечеру, несметная толпа стояла на всем протяжении от дворца до храма. Скоро показалось окруженное факелоносцами кресло, на котором несли Амеса, державшего в руках только что срезанную им ветвь священного древа; красивое лицо молодого царевича было торжественно и важно. У храма скопление народа было так велико, что шествие царевича с трудом прокладывало себе дорогу. Лишь только носилки приблизились к храму, бронзовые врата священной ограды распахнулись настежь и Амеса встретили с факелами в руках жрецы, которые и ввели его на первый двор; за ними следом туда вошла вся его свита и ввалился народ, заполнивший собою весь двор и колоннады.

На этот раз церемония должна была быть публичной, равно как и молитва к божеству об исполнении данного им обета. Изнутри храма показалась процессия жрецов, несших барку Амона-Pa, которую поместили на особо приготовленный для этого цоколь, и Главный жрец открыл дверцы наоса. Затем он поднес царевичу раскрытый ларец, и когда Амес вложил в него ветвь, жрец, вставив в крышку ларца семь свечей чистого воску, поставил его перед открытым ковчегом.

Подняв обе руки к небу, Главный жрец произнес заклинания, моля благодатного бога показать воочию народу дозволение своему служителю внести в святилище ветку Амеса и ниспослать обещанное знамение, сулящее царевичу с потомством славу и благоденствие. Присутствовавшие пали на колени и настала глубокая тишина. Все взоры были устремлены на священную барку. Вдруг в глубине наоса блеснула искра, а потом над головой статуи вспыхнул блуждающий огонек, который поднялся на воздух и с легким треском зажег все семь свечей. Шепот радостного благоговения пробежал по рядам толпы, и только когда уносимые жрецами барка и ларец скрылись уже в глубине храма, толпа разошлась, серьезная, сосредоточенная, в ожидании следующего дня.

Уже с самой зари народные массы запрудили все улицы и встретили приветственными кликами царские носилки, в которых восседали Таа III и бледный от волнения Амес; вслед за царем шли все, находившиеся в Фивах князья, а за ними – сановники и приближенные, в том числе и Гор с Армаисом.

На большом дворе, перед статуей Амона-Ра, жрецы-жертвоприносители, вооруженные блестевшими ножами, стояли около жертв, назначенных к закланию и убранных цветами и лентами. Здесь Таа принес с помощью царевича в жертву быка; а затем, пока на дворе продолжалось жертвоприношение, оба прошли в храм, где жрецы повели их к святилищу. В святая святых вошел один Таа; Амес со жрецами остался у входа. Огонь, горевший на семи треножниках, окружавших священную барку, озарял всю залу мягким голубоватым, словно лунным, светом; перед баркой с воздетыми кверху руками и с выражением фанатического экстаза на лице неподвижно стоял на коленях Верховный жрец; в воздухе стоял сильный пряный запах. Издали доносилась чудная музыка; нежные голоса, сливаясь со звуками арф, то гремели могучими аккордами, то таяли, переходя в мелодичный шепот. Когда царь пал ниц, по всему святилищу со свистом пронесся словно порыв бурного ветра; ослепительно-яркий свет блеснул из наоса, и когда он погас, обиталище бога освещала уже только одна спускавшаяся с потолка лампа.

Верховный жрец встал и, взяв ларец, поднес его Таа; царь открыл его – на дне лежала ветвь священного древа, помеченная «картушем» (печатью) Амеса; голая еще вчера ветка теперь была покрыта листьями и цветами, между которыми виден был спелый плод. В неописуемом восторге вышел взволнованный Таа из святилища в сопровождении Верховного жреца и, подойдя к Амесу, с нетерпением ожидавшему его возвращения, вручил ему цветущую ветвь.

– Возьми, сын мой, это знамение милости и покровительства, обещанных тебе и твоему потомству великим богом. А теперь иди и покажи всему народу залог радости и надежды.

С быстротой молнии весть о совершившемся чуде облетела толпу, возбуждая необычайное волнение в народе; бурные восторженные клики неслись навстречу царским носилкам, медленно двигавшимся сквозь толпу, чтобы дать возможность всем и каждому полюбоваться чудесной, покрытой зеленью и цветами веткой, которую Амес высоко держал в руке, отвечая сияющей счастливой улыбкой на приветствия народа.

Неописуемый энтузиазм охватил народную массу, страстную и пылкую, как и согревавшее ее солнце; нищета, разорение, голод были забыты. Можно ли было предаваться отчаянию и трепетать за будущее, когда сам Ра обещал царю славу, а его наследнику и всему народу земли Кеми – все блага земные? Нил, значит, снова разольется и его плодоносные воды дадут каждому работу, насущный хлеб и довольство: а как венец всего – изгнание чужеземца! У большинства народа уже ничего не было своего, кроме прикрывавших его лохмотьев, а между тем, толпа единодушно, забыв лишения и горести, бросалась в объятия друг друга, обнимаясь по-братски, поздравляя друг друга с наступающим счастьем. В воздухе стоял единодушный клик: «Да здравствует Секенен-Ра-Таа, царь, благословленный небом! Да здравствует Амес – надежда страны Кеми! – и все повергалось ниц перед царем и Амесом, воздавая им почести, словно они уже и в самом деле – могущественные фараоны. Общий порыв восторга охватил и прочих князей, из которых, быть может, не один в глубине души рассчитывал захватить в свои руки верховную власть в стране.

Таа и Амес достигли дворца среди этой непрерываемой бури всеобщего восторга.

С этого дня последние приготовления к войне пошли уже с лихорадочной поспешностью; каждый работал словно на самого себя и тайные гонцы были отправлены во все главные храмы царства Апопи с известием, что не позже двух месяцев Таа III выступает из Фив и поведет войска на Мемфис.

IX

Три недели жизнь Хишелат висела на волоске, однако молодость восторжествовала и она стала медленно поправляться.

По приказанию врачей царевну отправили в загородный дворец, чтобы уберечь ее от всякого шума или волнения, а ее свадьба с Адоном была отложена на два или три месяца.

В первое время ее выздоровления Иосэф довольно часто навещал свою невесту; но, выведенный из себя ледяным равнодушием, которое она неизменно выказывала ему, он как-то упрекнул ее тем, что она выставляет напоказ свою холодность к будущему мужу.

– Ты, кажется, забыл, что я отдала тебе свою руку только за жизнь любимого человека! – ответила Хишелат, смерив его презрительным взглядом. – Вне этого условия у дочери фараона Апопи нет ничего общего с презренным рабом, которого он, на горе свое и народа, вытащил из грязи. Избавь же меня от смешных упреков; я продала тебе свою личность и права, связанные с ней, – и будь доволен. Хотя ты и маг, но будущее покажет еще: допустит ли тебя небесный гнев воспользоваться всем этим!