По обе стороны от нас прерия кишела конными индейцами, улюлюкающими и вопящими. Мне удалось разобрать несколько слов, которые сводились к тому, что у любого, кто посмеет вторгнуться в область реки Паудер, земля задрожит под ногами, так что потроха захватчика сожмутся от страха, а молнии Черных Холмов ослепят и испепелят его. Чем больше было шума, тем больше мне это нравилось, поскольку напоминало пьяную похвальбу. Краснокожие наблюдают, как вожди исантанка улепетывают во весь дух, и возможно, вполне удовлетворятся этим зрелищем. Но достаточно одного неверного движения со стороны Миллза или его парней, случайного выстрела с любой из сторон или просто всплеска кровожадности в одном из наших галопирующих приятелей – и в мгновение ока начнется резня.
Мы уже во весь опор мчались к лагерю, а драгуны, держа строй, прикрывали нас. Позади них виднелись сиу. Среди ближайших был один стервец в рогатом головном уборе. Он размахивал томагавком и предлагал перебить всех белых и сжечь их вигвамы. Неожиданно горлопан ухитрился проскользнуть между солдатами и ринулся к повозке. И тут я стал свидетелем одного из самых ловких и хладнокровных трюков на моей памяти. Стоящий Медведь метнулся к нахалу, намереваясь преградить ему путь; я взвизгнул от ужаса, понимая, что, если он срежет рогатого, вся толпа кинется на нас. Но, поравнявшись с вопящим сиу, Стоящий Медведь со смехом ухватил его за руку.
– Тебе так надо убить кого-нибудь, великий воин? Ну так убей! Видишь вон того жеребенка? Посмотрел бы я, как ты хотя бы с ним ухитрился справиться!
Среди всадников действительно затесался жеребенок. Рогатый посмотрел на него, потом на Стоящего Медведя, завыл, выхватил револьвер и кинулся за жеребенком. С воинственным воем остальные присоединились к погоне. Вернувшись ко мне, Стоящий Медведь пожал плечами и покачал головой. Я был мокрым от пота, так как понимал, что только смекалка индейца спасла нас.
[213]
После описанного эпизода сиу отстали, и мы проделали остаток пути до лагеря в безопасности. Миллз благоразумно придержал один взвод, использовав его в качестве арьергарда, тогда как второй отправил сопровождать фургон далее. Я остался с Миллзом, так как всегда выгодно отступать последним, до последнего бравируя перед лицом опасности. Все выглядело вполне мирно, и я знал, что Элспет с комиссией ничто не угрожает. Миллз подошел к делу тщательно: в миле от лагеря мы встали и подождали, пока парни Боящегося Лошадей вернутся из разведки. Те доложили, что дакота разбрелись по своим типи, а враждебные индейцы Маленького Большого Человека уехали. Случившееся могло показаться пустяковым недоразумением, но я-то понимал, что все висело на волоске.
Наконец мы со взводом вернулись, и мне не терпелось устроить хорошенькую взбучку своей полоумной женушке. Надо же было придумать: отправиться одной на «великое пау-вау»! Даже ей должно было быть понятно, что при внешнем спокойствии жизни в лагере соваться без сопровождения в дикую прерию глупо. Если бы собрание закончилось побоищем, ей было бы несдобровать.
В наших комнатах ее не оказалось. Миссис Миллз не видела Элспет. Я бросился на поиски ординарца Терри, как вдруг заметил возницу санитарного фургона. Рядовой-ирландец обихаживал в конюшне своих лошадей. Я спросил его, и он вытаращился на меня, словно свихнувшаяся макака.
– Ее светлость, сэр? Хм, я не видал ее с тех самых пор, как вы запихнули леди в повозку.
– Ты хочешь сказать, с тех пор как привез ее назад?
– Я не привозил ее назад, – заявляет он, и ледяной ужас начинает сковывать мои члены. – Верное дело, разве она не вылезла наружу, чтобы поглядеть на шоу, прям сразу после того, как вы усадили ее? Я думал, она с вами, полковник, или еще с кем из джентльменов…
– Проклятый дурак! – меня всего трясло. – Хочешь сказать, что она осталась там?!
Ирландец залепетал что-то, но я уже бежал к стойлам, охваченный таким ужасом, который редко испытывал ранее. Элспет осталась там, среди этих дикарей, этой чертовой орды… Боже, это когда они в таком настроении! Безмозглая, тупая, маленькая… И тут, не веря собственным ушам, я уловил звук, доставивший мне такое облегчение, что я почти расплакался.
– Гарри! Гарри, дорогой! Эге-гей!
Она скакала через плац, подгоняя лошадь и улыбаясь во весь рот, целая и невредимая, если не считать сброшенной шляпы и растрепавшихся волос. Я все еще не мог пошевелиться, когда Элспет соскользнула с седла и чмокнула меня в щеку. Я инстинктивно прижал ее к себе, весь трепеща от пережитого.
– Почему вы все так быстро уехали? Я подумала даже, что меня забыли, – со смехом восклицает она и распахивает глаза в притворном ужасе. – Одну, совсем беззащитную среди диких индейцев! Признаюсь, я прямо испугалась!
– Ты… ты же должна была оставаться в фургоне… Я же наказывал тебе…
– Ха, да как я могла? Мне хотелось видеть происходящее. Разве это не захватывающее зрелище? Все индейцы мечутся, издают свои воющие звуки, трясут перьями! С чего это все так переполошились? Я надеялась, – задумчиво продолжает она, – что они затеют какой-нибудь боевой танец, но не тут-то было. Потом обнаруживаю, что вы все исчезли, оставив меня одну. Я пыталась кричать вслед повозке, но никто не слышал.
– Элспет, – слабо молвлю я. – Никогда, никогда не поступай так больше. Тебя могли убить… Когда я узнал, что тебя не было в фургоне…
– Конечно, любимый, ты волновался! Но, надеюсь, не слишком сильно? Со мной ничего не могло случиться, поскольку индейцы заметили меня и окружили своими мустангами, что-то крича на свой лад. И хотя я не могла выйти, мне совсем не было страшно, разве что совсем чуточку…
И это неудивительно. По жизни мне приходилось встречаться с храбрыми людьми: Броудфутом и Гордоном, Бруком и Гарибальди – ну да, не стоит забывать про Кастера, – но по части хладнокровия и отваги Элспет Флэшмен, урожденная Моррисон, могла заткнуть за пояс их всех вместе взятых. Я легко мог вообразить ее, невозмутимо стоящую в своей украшенной цветочками зеленой амазонке и соломенной шляпке с лентами посреди толпы беснующихся дикарей, бросающих на нее кровожадные взгляды. Проглотив ком в горле, я спросил, что было дальше.