Самые мудрые вожди сиу вроде Пятнистого Хвоста или Красного Облака видели, к чему все идет, и пошли на мировую, но это ничего не давало, покуда истинные непримиримые вроде Сидящего Быка или Бешеного Коня оставались на тропе войны. И даже «замиренные» индейцы время от времени восставали, так как агенты, в обязанности которым вменялось обеспечивать краснокожих, обманывали их почем зря, Вашингтон смотрел на все сквозь пальцы, и жизнь в резервациях и агентствах казалась индейцам несчастной по сравнению с прежними временами, когда они могли кочевать по извечным своим прериям и грабить, когда взбредет на ум.
Впрочем, к 1875 году стало похоже на то, что вопрос близок к разрешению. Охотники и спортсмены истребляли бизонов по миллиону штук в год, пока эти животные не сделались редкостью, а индеец без бизона – все равно что ирландец без картошки, поскольку бизон дает краснокожему не только пищу, но и одежду и материал для дома. Было ясно, что даже непримиримым придется присмиреть и осесть. Открытие золота в Черных Холмах, неизбежно означавшее потерю индейцами еще куска своей территории, должно было только ускорить процесс, поскольку в распоряжении сиу оставалась лишь небольшая полоска почти необжитых земель к югу от Йеллоустона, так называемая область реки Паудер. Учитывая недостаток дичи краснокожим предстояло сложить оружие или протянуть ноги от голода. Таков, насколько я мог понять, был общий взгляд на состояние дел, и наряду с этим я слышал мнение Шеридана: при любом раскладе войны не будет. Ну неприятный инцидент здесь или там, весьма прискорбный, быть может, но такого не избежать, когда имеешь дело с подобным народом. Но никаких настоящих проблем, нет-нет, сэр.
Меня это очень устраивало в свете турне, призванного утолить тоску моей благоверной по просторам Дикого Запада. Вот именно: железная дорога уведет нас достаточно далеко от опасной страны сиу и, соответственно, Пятнистого Хвоста. Но прежде чем отправиться, нам предстояло посетить Вашингтон, ибо светские приятели Элспет в Бостоне настояли на нашем визите в столицу – летом, в Вашингтон, Господи помилуй! – и моя леди была уверена, что нас ждет прием в Белом доме, «так как президент – твой старый боевой товарищ, и будет очень странно, если он не отметит приезда такого выдающегося гостя, как кавалер ордена Бани». Я ответил, что она плохо знает Сэма Гранта. Но вышло так, что ее неосведомленность показалась пустячной по сравнению с моей.
Вашингтон, даже в лучшие времена представляющий собой болото, был душным и гнусным, как и его обитатели. Скоро должен был пойти последний год президентства Гранта, и грязная политическая камарилья вовсю плела сети интриг и заговоров. Любая свора политиков – это клиенты восьмого круга ада, но американский вид хуже всех, потому как они воспринимают все всерьез и верят в свою значимость. Куда бы вы ни пошли: на обед, экскурсию или в гости, даже на обычную прогулку, везде натолкнетесь на ораторов с их бесконечными речами. Я даже в уборную не отваживаюсь заходить, не убедившись, что какой-нибудь бедолага-агитатор не поджидает за дверью, чтобы пригласить меня на собрание. То, что ты англичанин, нисколько не помогает – он замрет на миг, выпучив глаза, а потом спросит, как относится Лондон к Хейзу и Тилдену или как развивается турецкий кризис? В Англии как раз в эти дни Грейс трижды перешагнул за сотенный рубеж, а я вот все пропустил.
[208]
Зато с Грантом мы встретились, и свидание получилось очень важным. Это произошло на обеде у одного сенатора. Там также присутствовал Берден, военный атташе нашего посольства, которого я немного знал. Грант остался все тем же грубоватым, угрюмым деревенщиной, он больше напоминал какого-нибудь лавочника, нежели первоклассного солдата, каковым был, и провального президента, каковым стал. На лице у него была написана смертельная усталость, но взгляд оставался столь же резким. Завидев меня, он настороженно вскинулся – удивительно, как много людей реагирует на Флэши именно так, – а потом поинтересовался, как мои дела. Я ответствовал с привычной мужской прямотой, но Грант смотрел так, будто подозревал меня в намерении стащить что-то из столового серебра.
– Выглядите вы неплохо, – как-то нехотя заявил он, а я ответил ему аналогичным комплиментом.
– Неправда, – отрезал Грант. – Ни один человек не способен хорошо выглядеть к концу президентского срока.
Я ляпнул что-то про тяготы государственных дел.
– Они тут ни при чем, – фыркает он. – Это все проклятые рукопожатия. Вы представляете, насколько часто должностному лицу приходится терпеть, как пальцы его стискивают изо всех сил, а руку того гляди выдернут из сустава? Ни один человеческий организм такого не выдержит, уверяю вас! Жать, жать, жать: больше они ни черта не умеют. Надоело, сил нет.
Все тот же старина Сэм, как вижу. Грант хмыкнул и поинтересовался осторожно, долго ли я намерен пробыть здесь. Когда я поделился с ним планом совершить поездку по прериям, он задумчиво пожевал бороду и изрек, что мне повезло, поскольку чертовы индейцы хотя бы не жмут рук.
[209]
Нагуляв за этой светской беседой аппетит, мы проследовали к обеду, который вышел неважным по причине политической болтовни и грубой пищи. Они, должно быть, притупили мой ум, и по неудачному стечению обстоятельств, произошло это еще до ухода дам. Одному особо глупому и надутому сенатору по имени Эллисон случилось обмолвиться про грядущую свою поездку на Запад, поскольку правительство поручило ему уладить дела с индейцами насчет Черных Холмов. Я не обращал особого внимания на его речи, пока одна фраза не задела кое-что в моем мозгу, и я обронил неосторожную реплику. Единственным извинением мне служит, что я пытался таким образом прервать поток словоизлияний конгрессмена, сидевшего рядом.
– Не сомневаюсь, мистер президент, что наши переговоры принесут желаемые плоды не далее как к октябрю, – весомо заявил Эллисон, – и мы сможем скрепить их письменным договором не позднее ноября, или, как цветисто выражаются наши индейские друзья, в «Месяц Отпадающих Рогов».
Сенатор самодовольно откашлялся, и, пока мой сосед переводил дух перед очередной лавиной словесной чуши, я, не подумавши, ляпнул:
– Выражение верное, только если говорить о санти-сиу, сенатор, – клянусь, у меня и в мыслях не было строить из себя умника. – Для тетонов «Месяц Отпадающих Рогов» – это декабрь.