Витяра провел у Платоши и Дениса около получаса и за это время, кажется, дико наскучил обоим. Денису вообще должно было показаться, что Витяра загостился на целую вечность. Впрочем, Денис жил еще какой-то своей, расширенной во времени жизнью. Так, посреди разговора он вдруг исчез секунд на десять. Затем вернулся с полной сумкой продуктов. Поверх продуктов валялась и тощенькая пачка денег.
– Снял со счета. Сегодня за квартиру платить, – пояснил он.
Витяре показалось, что при словах Дениса «снял со счета» Платоша ухмыльнулся.
– Ты в Химки-то не опоздаешь? Влетит тебе… – спросил он у Дениса и тотчас объяснил Витяре: – В Химках у них прямо дурашкин домик! Ищут все, ищут… И днем, и ночью…
Витяра понял, что речь идет о водохранилище. Денис неохотно посмотрел на часы.
– Успеваю, – сказал он небрежно.
Витяра стал прощаться. Денис был явно рад, что он уходит, и, благодарный Витяре за это, долго тряс ему руку. Потом и сам заспешил.
– Погоди! Ты кое-что забыл! – крикнул Платоша, когда они спускались.
Витяра остановился, но оказалось, что «погодить» Платоша просил не его. Схватив Дениса за руку, он быстро зашептал:
– Дай! А то опять на весь день!
– У меня нет, – сказал Денис.
– Есть. Ты от Гая получил!
– Не от Гая.
– Значит, Белдо тебе дал… Я чувствую, что у тебя есть! Не жмоться!
Денис попытался высвободить руку, но Платоша вцепился в него как клещ и отпускать не собирался. Лицо его приобрело упрямо-задорное выражение, как у капризного ребенка, который, медленно багровея и надуваясь, собирается крикнуть маме: «По-хорошему не хочешь?! Ну так ты знаешь, что сейчас будет!» Недовольно покосившись на Витяру, ставшего свидетелем этой сцены, Денис быстро коснулся ногтем лба Платоши. Платоша на миг застыл, и глаза его стали выпуклыми, как у барана. Он повернулся и, спотыкаясь, стал подниматься по ступенькам. Ни Витяру, ни Дениса он уже не замечал.
– И так каждый день! – раздраженно прошипел Денис. – Хорошо еще, что ты не остался. Он стал бы у тебя просить закладку принести, чтобы можно было ее на псиос сменять. Уж я-то знаю!
– А ты не давай!
– Не могу. Он такой цирк устраивает! Хочешь не хочешь – дашь! – сказал Денис устало и, махнув рукой, исчез. Витяра услышал, как хлопнула подъездная дверь.
Витяра вышел из подъезда. Рядом у синей «Мазды» стояли двое мужчин. При появлении Витяры один отвернулся и стал что-то искать в багажнике, а другой наклонился к колесу. Когда Витяра проходил мимо, он чуть посторонился, пропуская его.
Витяре после встречи со старыми приятелями, один из которых некогда был его самым близким, самым заветным другом, стало так тоскливо, что хотелось выть. В ШНыр он не поехал, а отправился с Савеловского вокзала в Дубну. В детстве он часто ездил сюда с дедом на рыбалку и любил это место. Здесь, на правом берегу Волги у бывшего села Иваньково, начинался канал имени Москвы. Вольная волжская рыба, должно быть, и не знала, бедная, что заплыла в Иваньковское водохранилище, и даже не в водохранилище уже, а в канал. И что все эти непонятные подводные и надводные сооружения имеют сложные названия, такие как «бетонная водосливная плотина», «гидростанция» или «судоходный однокамерный шлюз».
Витяра прошел по шоссе в сторону паромной переправы, но, не дойдя до нее, свернул в лесок. Дорога была песчаной. Местами песок был сухим, местами – влажным. Витяра старался ступать по сухому. Неожиданно на песке увидел бурую точку. Он должен был наступить на нее, потому что она попадала прямо под пятку. Но тут точка вдруг распушилась, растопырилась. Витяра от неожиданности отдернул ногу и в испуге отпрыгнул. Это была божья коровка, которая в последний момент распахнула крылья и этим, напугав его, спасла себе жизнь.
Ерундовое, казалось бы, событие, но настроение у Витяры улучшилось. И еще одна радостная картинка отпечаталась у него в памяти. Из кустарника раздался птичий гвалт. Витяра увидел хищную птицу – канюка, летевшего на малой высоте. С разных сторон на канюка налетала птичья мелочь и била его клювами, только пух летел. И канюк ничего не мог сделать. У него не было разгона для атаки. Не пытаясь даже огрызаться, хищник удирал, хотя по сравнению с теми, кто его клевал, был огромен, как бомбардировщик рядом с истребителями.
Убегали куда-то столбы. Они были частью бетонные, новые, частью деревянные, покосившиеся. Эти, подгнив, казалось, просто висели на проводах. Витяра даже ухитрился качнуть один столб, получив удовольствие от того, что ему удалось повиснуть на нем.
Впереди два маленьких озерца сливались в одно. Между ними был треугольник, пропаханный множеством дорожек. Одна из них возникла из-за забуксовавшей машины. Колея от колес давно подсохла, и теперь по влажной земле все было обсыпано облетевшими белыми лепестками. Ветер смел их сюда, и в колее они оказались в полной безопасности от новых его наскоков. И такими ослепительными были эти лепестки, такими свежими, что страшно было наступать. Витяра пошел посередине между колеями, раскинув руки и балансируя. Подсохшая грязь пружинила, но держала. Рядом в коричневатой глиняной луже плавала пачка от сухариков. Одуванчики – частью белые уже, частью молодые и желтые – кучками разбегались по траве, словно догоняя друг друга.
Там, где разбежавшиеся дорожки вновь сходились вместе, Витяра увидел старую липу. На высоте человеческого роста дерево раздваивалось. Правая его часть была зеленой. А левая – сухой, лишенной коры, мертвой. Витяра смотрел на дерево, и ему становилось страшно. Вместе росли, вместе были одним целым. И вот развилка развела судьбы: одну часть – к росту и к жизни, другую – к смерти. И почему так – непонятно.
Витяра вышел к каналу. На выбегавшем в Волгу мысу что-то белело: не то маяк, не то ветряк, не то часовня. Слишком далеко, чтобы разглядеть. Если часовня, то почему на такой тонкой полоске суши и почему не блестит крест? Если ветряк или маяк… Нет, все-таки, наверное, часовня. Хотя это так и осталось невыясненным.
С другой стороны, там, где скрипели тросы переправы и лязгал перевозивший автомобили паром, начинались шлюзы. Витяра еще по старым дедовым рассказам помнил, что зимой рыба вмерзает между створок спущенных шлюзов, где воды остается сантиметров пятьдесят. Весной шлюзы открывают, дохлая рыба оттаивает и начинает медленно плыть вниз по течению, прибиваясь к берегам.
Витяра почти все детство провел в четырех стенах. Не было такой болезни, за исключением разве что проказы, которая не свела бы с Витярой близкого знакомства. Видимо, сострадательный его организм, встретив одинокого микроба или бледный слабый вирус, говорил себе: «Бедненький! Несчастненький! Надо же хоть кому-нибудь его приютить!»
И селил его у себя, создавая идеальные условия для жизни.
В школу Витяра ходил не более четверти в году. Остальные три четверти сидел дома, слушал аудиокниги, лепил из пластилина и путешествовал по всему миру с помощью компьютерных карт. Он быстро научился ими пользоваться, едва ли не раньше, чем читать. Компьютерные карты с множеством круговых панорам нравились ему своей правдивостью.