Корсары Мейна - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 44

– Кофе – это хорошо… – согласился де Граммон. – Но ведите нас туда, где играет только музыка. И где можно без лишней суеты и шума выкурить трубку.

– Отлично! – обрадовался армянин. – Я знаю кофейню, где вам предложат наргиле и великолепный табак. Вы получите истинное наслаждение, клянусь всеми святыми.

Наргиле! Мишель де Граммон много слышал об этом восточном курительном приборе, но никогда прежде не имел возможности попробовать, что это такое.

– Что ж, отличная идея, – ответил он и бросил взгляд на Матиса Дюваля.

Услышав про кофейню, лейтенант повеселел и зашагал быстрее. Он сейчас напоминал лошадь, которая после тяжелой дороги наконец узрела родную конюшню, – Дюваль терпеть не мог сушу, а тем более долго бить ноги по городским улочкам. Будь его воля, он и жил бы на корабле со всей семьей. Впрочем, Матис еще не женился, но его отец, тоже бывший моряк, и мать были живы.

Кофе оказался отменным – густым, ароматным, а уж наргиле – вообще выше всяких похвал. Когда они покинули кофейню, их охватила эйфория. Весело и беспричинно смеясь, французы шли к порту, и встречные жители Кафы с пониманием улыбались. Уж они-то знали, что в армянской кофейне в табак для наргиле подмешивают гашиш…

Чтобы сократить путь и по дороге показать гостям Кафы еще кое-какие достопримечательности, Акоп Сафарогло повел их к Узун-Чаршу – Длинному рынку. Это был главный рынок Кафы, куда стремились все приезжие купцы. На улице, по которой шли французы, стояло много минаретов, и от истошных воплей муэдзинов они едва не оглохли – наступило время полуденной молитвы «зухр», как объяснил Сафарогло. И Мишель де Граммон, и его первый помощник с некоторым удивлением наблюдали, как люди, до этого бежавшие куда-то по своим делам, вдруг падали на четвереньки и много раз кланялись неизвестно кому, при этом что-то бормоча на своем языке.

– Дикари, – с осуждением констатировал Матис Дюваль. – Ишь, как припекло, и до мечети не добежали, чтобы помолиться.

– У них так заведено, – сказал армянин. – Не важно, где ты находишься: в степи, в море или на городской улице. Главное – совершить намаз, помолиться Аллаху в определенное время.

– Такие же сумасшедшие, как и наши святоши, – тихо пробурчал Мишель де Граммон.

Чем старше он становился, тем меньше верил в Бога. Это тем более удивительно, что все моряки отличались повышенной набожностью. А как иначе выжить в бушующем океане? Только с верой, что спастись среди сплошного мрака и ужасного грохота, от которого останавливается сердце и душа в любой момент готова покинуть тело, поможет святой Николай-угодник – покровитель мореплавателей.

Когда Мишель перебирал лишку в компании приятелей, таких же сорвиголов, как и он сам, если речь заходила о вере, он говорил: «Пока не увижу Бога, ангелов и дьявола собственными глазами, не поверю в них!» Его считали безбожником, и это могло стоить ему карьеры. Правда, дело пока не дошло до доносов в святую инквизицию, потому что де Граммон для вида посещал церковные службы и не распускал язык среди незнакомых людей, но столь вольное отношение к вере когда-нибудь могло выйти ему боком.

Улица закончилась на большой длинной площади, окруженной мечетями и минаретами.

– Базары-кебир, – объяснил армянин. – Невольничий рынок.

По странному взгляду, который Акоп бросил на французов, Мишель де Граммон понял, что армянин привел их сюда специально. Наверное, в Кафе невольничий рынок был сродни театру; он представлял собой одновременно чудное, чарующее и страшное зрелище.

Невольники сидели – те, кто не мог держаться на ногах, – и стояли. Покупатели ходили среди живого товара, прицениваясь и высматривая здоровых работников, красивых детей и женщин. Отдельными группами людоловы держали суровых, угрюмых мужчин; все они были босыми, в изорванных шароварах и сорочках, задубевших от пота. У многих имелись ранения – как старые, поджившие, так и свежие, перевязанные тряпками, и у всех на крепких загорелых шеях висели деревянные православные кресты.

– Это запорожские казаки, – объяснил Акоп Сафарогло с нотками страха в голосе. – Очень нехорошие люди, разбойники.

– Но ведь они христиане, – сказал Мишель. – Вам-то чего их бояться? Тем более что вас защищают мощные стены крепости, взять которую вряд ли кому по силам.

– А они брали! Мне отец рассказывал. Четырнадцать тысяч жителей Кафы вырезали! Наша семья спаслась потому, что в доме был подвал, где прятались мой отец и тетки. Страшные люди эти казаки! Разве вы о них ничего не слышали?

– Не приходилось, – признался Мишель де Граммон.

– Если когда-нибудь встретитесь с ними в море, берегитесь!

– У этих… коссак… есть военные корабли?

– Что вы, конечно, нет! Их суда – это большие лодки.

Матис Дюваль фыркнул.

– Наш канонир потопит любую лодку с первого выстрела, – заявил он несколько высокомерно.

– Возможно, не спорю. Но у них много лодок. Их суденышки сидят в воде очень низко, поэтому они замечают парусник или галеру раньше, чем могут быть замечены сами. Казаки опускают на своих лодках мачты и стараются плыть за кораблем так, чтобы солнце до самого вечера было у них за спиной. За час до заката они быстро гребут к судну, пока не окажутся на расстоянии одного лье, и стерегут его, чтобы не потерять из виду. Где-то около полуночи казаки тихо подплывают к борту, и можете представить ужас капитана и команды, когда те спросонья увидят, что их берут на абордаж какие-то страшные дьяволы, словно вынырнувшие из морской пучины. Захватив корабль, казаки забирают все найденные деньги и товары малых размеров, которые не испортятся в воде, а также пушки и все то, что, по их мнению, может пригодиться, а потом пускают судно вместе с людьми на дно.

– Однако… – удивился Матис Дюваль. – Но вам-то откуда известно, как действуют эти разбойники?

– Об этом у нас знают даже малые дети. Никого нет свирепее в бою, чем запорожские казаки. Они даже своих убивают, если те переходят в мусульманскую веру.

– А лодки – это интересно… – задумчиво пробормотал Мишель де Граммон. – Ни один корабль не устоит, если незаметно подкрасться к нему ночью и взять на абордаж…

Он смотрел на невольничий рынок во все глаза. Картина была нереальной: кругом роскошные, хоть и старинные, здания, умиротворяюще журчат фонтаны, на небе серебристые тучки, синее чудное море плещется почти у ног, пестро одетые купцы словно пришли на праздник; веселый говор, смех… и изможденные, измученные дальней дорогой невольники в лохмотьях, тихо и безропотно ждущие своей участи.

Мишеля де Граммона мало трогали их страдания; это чужая варварская страна, чужие люди, к которым он не имел никакого отношения. Невольники всегда были ходовым товаром, даже во Франции – королевские эмиссары обычно покупали рабов в Леванте и использовали их в качестве гребцов на галерах; так чему тут удивляться и о чем печалиться?

Тем не менее он почувствовал себя несколько неуютно. Особенно после того, как Сафарогло сказал: