Карта царя Алексея - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дмитриев cтр.№ 3

– А-а-а, это ты, – и, приветственно помахав рукой, спросил: – Ну, сколько хвостов ^[10] привёз?

– Многа, многа… – заулыбался Савоська и похлопал рукой тугой кожаный мешок, привязанный к нартам.

– Тогда доставай. Считать будем, и с каждого десятка, значится, лучший соболь.

– Не надо доставать, – заулыбался охотник. – Оно не так делать…

Савоська вытащил мешочек, высыпал перед лочей кучку гладеньких камешков и, хитро сощурившись, пояснил:

– Савоська соболя в мешок класть, один камешек сюда, – он показал на кучку.

Лоча оценивающе посмотрел на охотника, а потом неожиданно рассмеялся:

– Ну, хитрован какой… – и зная, что тунгус не обманывает, кивнул: – Ладно, давай так считать.

Он разровнял кучку выложенных Савоськой камешков, пересчитал и, отложив ровно девять, сказал охотнику:

– Столько хвостов давай…

– Так, так, давать… – Савоська согласно закивал головой и достал из висевшей на боку сумки ровно девять шкурок. – Это ясак…

– Ты смотри, выходит, считать научился, – удивлённо покачал головой лоча и многозначительно поднял вверх палец. – Однако ещё один хвост надо…

– Так, так, надо, – согласился усвоивший порядок Савоська, вытянул из-за пазухи припрятанную там шкурку и показал лоче. – Такой соболь хорош?

Лоча взял шкурку, встряхнул, полюбовался на серебристый мех, глянул, какая мездра, и удовлетворённо кивнул.

– Вот теперь всё правильно…

Сдав ясак, Савоська выдернул остол, присел на нарты и потихоньку поехал из детинца на посад. Здесь, среди пары сотен домов охотник ориентировался плоховато и сначала плутал возле гостиного двора, таможни и промеж добротных купеческих домов, прежде чем выбрался в ремесленную часть, где были кузни, мастерские и жил всякий городской люд.

Возле ладной избы, из волоковых оконцев которой шёл дым, Савоська, узнав место, остановился. Здесь жил его друг, тот самый рыжебородый мужик, который ещё по первому приезду в город наградил охотника новым именем, и с того времени Савоська непременно заезжал к нему.

Они как-то сразу поладили меж собой, и лоча по-дружески помогал Савоське сбывать пушнину и даже покупал для него всё, что нужно в немудрящем охотничьем хозяйстве. К тому же в этом доме Савоську всегда ждали угощение и тёплый приём.

Вот и сейчас, вероятно, заметив остановившиеся у крыльца нарты, хозяин вышел на крыльцо и прямо со ступенек приветствовал охотника:

– О-о-о, друг Савоська приехал! Заходи, у нас как раз шаньги поспели, – и отступил в сторону, подчёркнуто давая желанному гостю дорогу.

Уже через какой-то час охотник, управившись с необычайно вкусными шаньгами, грыз ядрёными зубами желтоватый кусок сладкого камня-сахара, запивая его дивной коричневой водой-чаем, и наслаждался. Конечно, он понимал, что все добытые им шкурки останутся тут, в городе, но соболей и в тайге полным-полно, а здесь у лочей было столько всего, что каждый раз по приезде у Савоськи просто глаза разбегались, наполняя его неискушённую душу радостью…

* * *

Несмотря на мороз, московский люд с самого утра высыпал на улицы и собирался возле Кремля. В этой толпе, стараясь держаться понезаметнее, были и двое иностранцев – уже давненько проживавший здесь Гуго Мансфельд и с ним его новый напарник, всего месяц назад приехавший в Московию Петер Вальд.

Не понимая толком, что происходит, Вальд спросил зачем-то притащившего его сюда Мансфельда:

– Скажи, почему такая толкучка?

– Сейчас сам увидишь, – коротко отозвался спутник, так ничего и не пояснив.

И точно, почти сразу у Спасской башни послышался нарастающий шум, потом на площадь выехали два всадника, и гром литавр возвестил о начале действа. Бесцеремонно толкаясь локтями, оба иноземца протиснулись в первые ряды и увидели, что из ворот выходят стремянные стрельцы ^[11].

Они шли строем, длинной колонной, по пять человек в ряд. Каждый на правом плече нёс пищаль, держа в левой руке бердыш. Все как один одетые в красные кафтаны с белыми петлицами. В шапках, украшенных оторочкой из лисьего меха, с пулечной сумкой на поясе и белыми берендейками через плечо для «зарядцев с кровельцами» ^[12].

– Куда это они идут?.. Их же не одна сотня… – обеспокоенно спросил у напарника Петер Вальд.

– Смотр у них, ежегодный… – неотрывно следя за стрельцами, быстро пояснил Мансфельд.

– Какой ещё смотр? – не понял Вальд.

– Из пищалей и пушек стрелять будут, – начал было растолковывать Мансфельд, но, увидев, что стрельцы прошли, отмахнулся: – Смотри давай…

Вслед за стрелецким строем по три человека в ряд ехали разодетые в парчовые одежды бояре, а прямо за ними на белом жеребце и сам царь в красной шапке, унизанной жемчугом и дорогими самоцветами. Народ радостно зашумел, в передних рядах стали валиться на колени, и оба иноземца на всякий случай тут же отступили в глубь толпы.

За государем проехала свита, и уже после из ворот одну за другой пушкари стали вывозить пушки. Сначала провезли мелкие, потом побольше, и стало ясно, что смотр будет не только стрельцам, но и наряду ^[13]. Самыми последними вывезли два огромных орудия, каждое из которых тянул добрый десяток лошадей, запряжённых цугом. Увидев их, Вальд от удивления закрутил головой.

– Ты посмотри, Гуго, какие монстры!

– Ага, – согласился Мансфельд и охотно пояснил: – Это Лев и Медведь. Самые большие пушки Московии. Ещё в Кремле есть Царь-пушка, преогромная, но только её из Кремля никогда не вывозят. Говорят, она там ворота охраняет…

Вальд проводил внимательным взглядом проехавшее мимо орудие и посмотрел на Мансфельда.

– Я слышал, будто у московитов и многоствольные пушки есть…

– Конечно, только их московиты «сороками» называют. Одна даже стоствольная. В воротах Китай-города стоит, – подтвердил Гуго и добавил: – Это ещё что, у них нарезные да казнозарядные пищали имеются. Одну такую пищаль со стволом длиной больше сажени московиты «три аспида» называют.

– Ты смотри, умельцы какие… – изумился Вальд и быстро спросил: – А на этом смотру их тоже покажут?

– Вряд ли, – покачал головой Мансфельд. – Видишь, это полевые и осадные пушки везут, а «сороки» – те все крепостные. Они да пищали затынные почитай в каждом гарнизоне есть…

Петер Вальд хотел было что-то сказать, но, увидев, как Мансфельд закрутил головой, быстро спросил:

– Ты чего?