Как на грех, на ум ничего не приходило, и Беклемишев, решив по первости снова проверить ясачные поступления, отправил служку за старшим учётчиком. Отчего-то его никак не могли найти, и, взъярившись от долгого ожидания, воевода встретил наконец-то явившегося учётчика злым воплем:
– Тебя, сучий сын, где носит?!
– Нигде не носит. Над учётной книгой корпел. Вот и сюда принёс, – и учётчик выложил на стол принесённые с собой какие-то записи.
– Чего там ещё зря корпеть, считать-то нечего! – отмахнулся воевода и, всё ещё продолжая кипятиться, сердито фыркнул: – Соболя этот год, почитай, нету.
Учётчик на удивление спокойно переждал воеводский гнев и только потом сказал:
– Ясак по годам пересчитать решил…
Собравшийся было ругаться дальше воевода замолк и удивлённо посмотрел на учётчика. Выходило, то, что он собирался ему поручить, уже сделано, и Беклемишев сменил гнев на милость.
– Что получилось?
– Прошлые годы так и так больше… – Учётчик вздохнул.
Вообще-то, поступление мягкой рухляди пересчитывали не раз, и, заставляя всё проверить, воевода втайне надеялся всё-таки отыскать какие-никакие ошибки. Оставалось предположить одно, и Беклемишев грозно нахмурился:
– Утайки никакой нет?..
Учётчик потупился. И он, и воевода отлично знали, что все приставленные к пушному делу не без греха, и оставалось только решать, с кого спрос. Беклемишев немного подумал и, будто не знал этого раньше, уточнил:
– Амбарный сиделец у нас кто, Евсей?
– Он, – подтвердил учётчик.
– Зови, – приказал воевода.
Пока служка, отправленный за амбарным сидельцем, бегал до съезжей, всё время топтавшийся возле стола Беклемишев вдруг хитро прижмурился:
– А что, ежели ясак больший брать?..
– Никак не можно, то ж государево дело! – Учётчик испуганно округлил глаза и добавил: – Опять же, и купцы здешние недовольны будут…
– Купцы?.. – не понял воевода. – А они-то с чего?
– Так оборота не будет, – пояснил учётчик. – Они ж и так ропщут…
Учётчик замялся, явно собираясь продолжить, но тут в дверях появился запыхавшийся от бега Евсей.
– Звали?
– Звал, звал…
Воевода размашисто шагнул вперёд и внезапно схватил Евсея за бороду.
– Говори, ясачных соболей крал?
– Да ни в жисть! – истово забожился амбарный сиделец, честно тараща глаза на Беклемишева.
– А как амбарные книги пересмотреть?.. – Воевода отпустил бороду Евсея и впился в него взглядом.
– Ей-богу, всё-всё до последнего хвоста туда вписано, – на голубом глазу заверил амбарный сиделец.
– Ну, ежели записано, то скажи мне… – Воевода не спеша вернулся опять к столу. – Из каких мест соболей больше?
– Да откуда ж мне знать, где эти самоеды по тайге шастают…
Испугавшийся было Евсей догадался, что у воеводы на него ничего нет, и сделал обиженный вид. Но, похоже, у Беклемишева ещё были какие-то сомнения, и он строго глянул на амбарного сидельца:
– А с купцами, что по пушному делу, знаешься?
– Да знаю кой кого, – пожал плечами амбарный. – Только они ведь все по торговой части, а я при службе…
– Знаю я твою службу… – сердито пробормотал воевода и повернулся к учётчику. – Ты сказал давеча, купцы вроде как ропщут. Отчего это?
– Да кто от чего… – попробовал увильнуть от ответа учётчик, но воевода, сообразив, что тот чего-то не договаривает, треснул кулаком по столу.
– Начистоту выкладывай!
– Так-то слухи ходят… – учётчик было замолк, но воевода цыкнул на него, и тот закончил: – Среди посадских поголос идёт, не мешало бы дорогу по Тазу открыть, а то товар и долго, и только сухопутьем идёт…
Услыхав такое, воевода задумался. Признаться, он не мог взять в толк, какой товар может прийти по Тазу и чем это может помочь ему, Беклемишеву. Однако был он достаточно опытен и понимал: раз купцы начали толковать об этом, значит, для них там пахнет выгодой, и кто его знает, может, дело окажется стоящим. Но как это повлияет на количество ясака, воевода не мог взять в толк и спросил:
– У купцов кто заводила?
И тут амбарный сиделец вздрогнул. Ему вдруг подумалось, что хитрый воевода прознал об их сговоре и сейчас снова ухватит его за бороду, но, к удивлению Евсея, этот вопрос был не к нему, а всё к тому же учётчику. А тот, будто уже зная что-то, раздумчиво сказал:
– Осведомиться можно…
– Ну так сделай, – как-то буднично приказал воевода и, сев к столу, притянул ближе к себе записку учётчика…
* * *
Князь Григорий Григорьевич Ромодановский
[42] торопился на военный совет и оттого всё время нетерпеливо шпынял кучера. Тот в свою очередь зычно орал на шарахавшихся в стороны посадских:
– Пади!.. – и остервенело крутя кнутом в воздухе, заставлял четверик, впряжённый в лёгкую, немецкой работы, карету, идти слаженной рысью.
Военный совет решено было провести после заседания Боярской думы, приговорившей, елико возможно, быть со всеми ближними соседями в замирении, и потому царь распорядился обсудить это с генералами. Сам государь быть на совете не пожелал, ибо самого удачливого своего генерала Ромодановского он недолюбливал, говоря, что тот: «Друг диаволов в своей невиданной спеси и строптивости».
Старшим на совете государь назначил Ордын-Нащокина, что, в общем-то, было понятно, поскольку боярин был не только главой Посольского приказа, заключившим Валиессарский договор
[43] со Швецией и Андрусовское перемирие с Польшей, но ещё он заимел немалый военный опыт, побывав в походе на Динабург и лично руководя удачным штурмом Дриссы.
Карета князя, доставшаяся ему в самом конце Польской войны, пронеслась мимо Спасского моста с теснившимися на нём книжными лавками, какое-то время катила вдоль белокаменной зубчатой стены, ограничивавшей крепостной ров, и наконец, круто свернув вправо, остановилась перед закрытыми воротами боярской усадьбы.
Холопы немедля открыли запоры, кучер гикнул и, лихо влетев во двор, осадил четверик прямо возле резного крыльца богатого терема. Князь не спеша вылез из кареты и приостановился, следя, так ли, как надо, холопы обиходят упряжку. Надо сказать, своими каретными лошадьми генерал дорожил. Таких в Московии не было, их ему доставили через Гамбург и Ревель прямо из Германии. Убедившись, что слуги стараются, князь не спеша стал подниматься по ступеням.