Сейчас по крайней мере под ногами не хлюпало. Туннель был новый, с серебристыми трубами и белыми стенами. Маркиз и Дверь шли впереди, Ричард ковылял за ними, а Охотница постоянно перемещалась: то она оказывалась впереди всех, то позади, то сбоку. И все время старалась держаться в тени. Причем ступала она бесшумно, и Ричарду от этого было не по себе.
Вдруг впереди показался свет.
– Вот она, – объявил Маркиз, – станция «Бэнк». Оттуда и начнем наши поиски. Лучше места не найдешь!
– Совсем спятил, – тихо пробормотал Ричард, но эхо тут же разнесло его слова по всему туннелю.
– В самом деле? – ухмыльнулся маркиз.
Пол у них под ногами задрожал – неподалеку прошел поезд.
– Ричард, не начинай, – попросила Дверь.
Он понимал, что спорить с ними бесполезно, но все равно не сдержался:
– Да-да! Вы оба спятили. Это же бред! Нет никаких ангелов!
Маркиз задумчиво кивнул.
– Ну да, конечно. Теперь все ясно. Ангелов нет. Нет Нижнего Лондона, нет крыситов, нет пастухов в Шепердс-буш.
– Но там нет никаких пастухов! Только дома, магазины, дороги. Я там был!
– Есть там пастухи. И я от души желаю тебе их не встретить, – прошептала ему в самое ухо Охотница.
– Хорошо, пусть в Шепердс-буш есть пастухи. Но я все равно не верю, что под Лондоном толпами гуляют ангелы.
– Они и не гуляют толпами, – охотно согласился маркиз. – Ангел всего один. – Они дошли до конца туннеля и остановились перед дверью. – Прошу, миледи, – с поклоном промолвил маркиз, пропуская девушку вперед. Она коснулась двери, и та послушно открылась.
– Может, мы говорим про разных ангелов? – не сдавался Ричард. – Я про тех, которые с крыльями, нимбами, сидят на облаках и играют на арфах.
– Все верно, – сказала Дверь. – И мы про них же – про ангелов.
Они прошли в дверь, и Ричард невольно зажмурился от яркого света, полоснувшего по глазам как нож. Когда осторожно приоткрыл глаза, он с удивлением обнаружил, что они оказались в длинном переходе между станциями «Моньюмент» и «Бэнк». Туда-сюда сновали люди, не обращавшие на них ни малейшего внимания. Где-то выл саксофон, довольно успешно выводя «I’ll Never Fall In Love Again» Берта Бакара и Хэла Дэвида
[26]
. Ричарду захотелось подпеть, но он, разумеется, этого не сделал. Они шли к станции «Бэнк».
– Так кого же мы ищем? – невинным тоном спросил он. – Архангела Гавриила? Рафаила? Михаила?
Маркиз постучал по станции «Энджел» на карте метро, мимо которой они как раз проходили:
– Ислингтона.
Ричард тысячу раз проезжал станцию «Энджел», расположенную в фешенебельном Ислингтоне с его антикварными магазинами и дорогими ресторанами. Он мало что знал об ангелах, но был уверен, что станцию назвали в честь какого-нибудь паба или таверны. И решил сменить тему:
– Когда я пару дней назад пытался сесть в вагон, у меня ничего не получилось.
– Надо было показать вагону, что ты сильнее, вот и все, – раздался негромкий голос Охотницы откуда-то сзади.
– Не волнуйся, мы сможем сесть на тот поезд, который нам нужен, – проговорила Дверь, кусая губы. – Если, конечно, сумеем его найти.
Ее слова потонули в музыке, звучавшей совсем близко. Они спустились по ступенькам, свернули за угол и увидели саксофониста. Он играл, а на полу перед ним было расстелено пальто. На нем лежали россыпью монетки, наверняка брошенные самим саксофонистом в надежде подбодрить прохожих. Но судя по всему, этот фокус ни на кого не действовал.
Саксофонист был необыкновенно высокий, с темными волосами до плеч и длинной раздвоенной бородой, с глубоко посаженными глазами и крупным носом. Он был в линялой футболке и заляпанных жиром голубых джинсах. Когда они подошли к нему, он перестал играть, вытряхнул слюну из мундштука, снова прижал его к губам и заиграл «Cry Me A River» Джули Лондон
[27]
:
Now, you say you’re sorry…
[28]
Ричард с удивлением понял, что саксофонист их видит, хотя и старается этого не показать. Маркиз остановился прямо перед ним. Мелодия с жалким писком оборвалась. Маркиз холодно улыбнулся.
– Ты ведь Лир, не так ли?
Саксофонист неохотно кивнул, нервно перебирая пальцами клавиши саксофона.
– Нам нужен Эрлс-корт, – сказал Маркиз. – У тебя случайно не найдется расписания?
Ричард начал догадываться, что «Эрлс-корт»
[29]
вряд ли означает ту станцию метро, на которой он сто раз сидел на лавочке в ожидании поезда, читая газету или просто о чем-нибудь думая. Саксофонист Лир облизнул губы.
– Может, и найдется. А что я получу взамен?
Маркиз сунул руки в карманы плаща и улыбнулся, как кот, которому доверили клетку с бестолковыми, жирными канарейками.
– Говорят, – промолвил он таким тоном, будто вел светскую беседу, – что наставник Мерлина Блэз однажды сочинил мелодию, настолько завораживающую, что монеты сами выпрыгивали из карманов у всех, кто ее слышал.
– Такая мелодия стоит больше, чем какое-то расписание, – прищурившись, заметил Лир. – Если, конечно, вы ее знаете.
Маркиз правдоподобно изобразил недоумение. Его лицо говорило: «Еще бы! Эта мелодия почти бесценна!».
– Ну, очевидно, ты будешь мне должен, – важно объявил он.
Лир кивнул, вытащил из заднего кармана джинсов сложенное вчетверо расписание и показал маркизу, но когда тот хотел его взять, Лир отдернул руку.
– Нет уж, сначала мелодия. И я хочу убедиться, что она работает.
Маркиз вскинул бровь, сунул руку в один из многочисленных карманов плаща и вытащил оттуда оловянный свисток и стеклянный шарик. С удивлением поглядел на шарик, хмыкнул, словно говоря: «А, так вот куда он запропастился!» – и убрал шарик в карман. Потом размял пальцы, поднес свисток к губам и заиграл странную развеселую мелодию. Она то взлетала, то опадала, и Ричард вдруг почувствовал себя снова тринадцатилетним, когда музыка так много для него значила. Ему вспомнилось, как он слушал на большой перемене «Лучшую двадцатку» хитов, и это казалось безумно важным. Мелодия, которую играл маркиз, представилась ему той самой, какую он всегда мечтал услышать.