– Может, – довольно неловко пошутил я и сразу же устыдился, – Игорь Поликарпович ваш вернулся?
Однако старушка не обиделась.
– Что ты, Паша! Давно уж, наверное, косточки его гниют где-нибудь. Или волнами их смыло.
Тут снизу, с улицы, послышались шаги. «Тук, тук! Можно к вам?» – раздался чей-то ласковый голос. «Входи!» – крикнула Маргарита Борисовна, и по ступенькам, ведущим к патио, стал подниматься только что упомянутый нами человек. Нет, не покойный Игорь Поликарпович, а сосед Петр Сердарин.
– Кого мы видим! – Я встал и раскрыл объятия.
Сердарина я знал по прошлым наездам в Тальяново. Звали его все местные исключительно Петром – не Петечкой, Петрушей или Петькой, – и это всеобъемлюще его характеризовало. Был он здесь, в поселке, в авторитете. Не в том смысле, что связан с криминальными элементами, а в том, что был уважаем окружающими – за ум и справедливость. Мужик он был рукастый и добросердечный, хотя, как многие жители Юга, себе на уме. За мои немногочисленные визиты в Тальяново мы с Петром пару раз сходили на рыбалку (у Сердарина имелся свой катер), жарили вместе шашлыки, выпивали, а однажды он починил стартер у моей «восьмерки» (в пору, когда я гонял на «восьмерке»). В общем, парень он был хороший, и я искренне рад был его видеть.
Мы обнялись.
– Давай, Петр, садись с нами повечерять, – пригласила хозяйка.
– Спасибо, я только что из-за стола.
– Нешто Лийка тебя кормит? – Маргарита Борисовна не считала нужным скрывать перед соседом свое крайне скептическое отношение к его жене. Да тот и сам в разговорах супружницу не жаловал. Хмыкнул:
– Сам себя напитал.
– Давай винца?
– Нет, завтра с ранья меня отдыхающие на рыбалку подрядили ехать.
– Тогда чайку?
– Не откажусь.
С чаем Петр умял три добрых куска торта, и я подумал, что слова о том, что он, дескать, сыт, были очевидным враньем. Мы с ним позубоскалили, дружно поругали начальство, местное и не только (и было за что). Я спросил, как он провел лето. Оказалось, что, как всегда, в трудах: катал отдыхающих («В открытом море вы сможете встретиться с дельфинами»), возил их на своем катере ловить рыбку, забрасывал туристов в дальние бухты.
– Теперь закончен сезон?
– Подгребаем остатки. А ты к нам, Паша, прибыл отдохнуть от трудов праведных?
– Да, погреюсь на солнышке.
– На главном пляжу? – Как все местные, Петр крайне саркастически относился к пляжам вообще, а к поселковому в особенности: толпы людей, вода грязная и кишечная палочка плавает. Купался он (если купался) исключительно с борта катера, отъехав метров на пятьсот от берега.
– Зачем? Поеду на темниковский. – «Темниковским» здесь все называли пляж чуть в стороне от поселка, на котором даже жители Тальянова не считали зазорным принимать морские ванны.
На рыбалку Петя свозить меня не предложил, а я, гордый человек, не стал напрашиваться. Да и понятно: для него уженье рыб – это заработок, что я буду влезать, приятелю бизнес портить.
Вскоре Сердарин ушел.
И почти сразу – не успели мы с Маргаритой Борисовной унести в дом грязные тарелки-чашки и оставшийся торт – появился новый персонаж. В лице юной, хорошенькой девахи с распущенными светлыми волосами, в облегающих шортиках, худенькой и голенастой.
– О, Кристинка! – воскликнула моя общительная двоюродная бабушка. – Знакомься, мой племянник из Москвы: Павел.
– А я вас, Павел, знаю и помню. Вы приезжали к бабушке.
– А я вот тебя не помню, – напрямик рубанул я.
– Очень жаль, – кокетливо пропела гостья.
– Да сколько тебе там было, когда он в последний раз сюда наведывался! – накинулась на нее тетя Марго. – Лет девять, десять? У тебя тогда сиськи еще не выросли, а хочешь, чтобы взрослый парень о тебе вспоминал!
– И очень жалко, что не помните, – кокетливо потупившись, обратилась девушка ко мне, – потому что я уже тогда в вас влюблена была.
Кристина взялась флиртовать со мной напропалую. В Белокаменной я слегка отвык, честно говоря, от подобного напора, сколь незатейливого, столь и милого. Москвички все больше воображают из себя недотрог и мечтают продаться подороже какому-нибудь олигарху. А в Тальянове и я, со своими статями и доходами, вполне котировался.
Девушка то и дело касалась моего предплечья, выпячивала грудку, поправляла волосы и бросала на меня лукавые взгляды.
Я налил ей вина. После бокала она сообщила, что совсем пьяная, и спросила, где я остановился.
– У меня, конечно, он жить будет! – рассердилась тетушка. – Где ж еще?!
– Я понимаю, что у вас, – прощебетала Кристи, – вот только где конкретно? В большом доме или гостевом?
– В гостевом.
– Ой, а покажите мне его, Павел! Сроду там не была, а так интересно. Он ведь на горе – оттуда, наверное, море видно?
– Кристина, – строго сказала Маргарита Борисовна, – Паша только с дороги. Не приставай.
– Ой, ну раз вы устали – тогда я пойду. Может, вы меня хотя бы до калитки проводите? – обратилась девушка ко мне.
– Давай, – вздохнул я. – И можешь называть меня на «ты». Не такой старый еще.
– А на брудершафт мы выпьем?
Тут тетушка рассердилась – впрочем довольно делано.
– Брудершафт ей! Что за вертихвостка! – в голосе Маргариты Борисовны, впрочем, звучали оттенки нежности и гордости – словно она эту вертихвостку вырастила или даже создала своими руками.
Девушка близко наклонилась к пожилой женщине, прошептала – так, впрочем, что я все расслышал: «Не сердитесь, Маргарита Борисовна! Я ведь специально с ним дурачусь!». А потом расцеловала тетушку, поблагодарила за вино и торт, подождала, пока я встал, и пошла по ступенькам, рядом со мной, вниз, к калитке. В какой-то момент как бы оступилась и не шутя привалилась ко мне грудью. Я поддержал ее и отстранился. В голове до сих пор шумела тысячеверстная дорога, слегка покачивало и зверски хотелось спать. Совсем не до юных поселковых соблазнительниц.
Путь наш к калитке пролегал мимо двух-трех бабуленькиных инжировых деревьев. Перезрелые плоды нависали прямо над нашими головами.
– Ты знаешь, как это дерево в древности называли? Смоковница! – воскликнула девушка. – Она же фига, она же инжир! Редко какое из деревьев удостаивается сразу трех названий, правда? Сорвешь мне один? А то я не достану.
– Держи.
– Фу, какой черный. В нем, наверное, муравьи завелись. А ты знаешь, что именно инжиром Ева соблазняла Адама? А ее, в свою очередь, им же соблазнял змей?
– Что ты говоришь, – насмешливо пробормотал я. Но она не заметила моей высокомудрой иронии и продолжила рассказывать:
– Яблоко в Библии придумали потом, специально для вас, жителей средней полосы. Чтобы понятно было. Вы ведь там, у себя, никаких смоковниц не видывали.