Все, кроме мамки и женщины на кровати, вышли в коридор, стали поспешно одеваться и выходить из квартиры. Милиционер дубинкой подцепил свесившиеся с кровати чулки, бросил их на колени длинноволосой и сказал:
– Давай, давай. Одевайся. Тебя тоже касается. На выход…
В ответ женщина истерично закричала:
– Меня избили, я заявление буду писать… Меня избили… И на тебя, мусор, напишу… Ты ответишь…
– Ой, не серди меня, – милиционер поморщился.
– Я к прокурору пойду! – длинноволосая продолжала орать, – и тебя, сука Слониха, посажу!
– Ладно, так и быть, мы сейчас мимо прокуратуры поедем, – милиционер улыбнулся и подмигнул Пашке, – можем тебя подвести, только собирайся скорее, а то нам некогда. Женщина поспешно, кое-как, натянула чулки, нашла в коридоре своё пальто, оделась и, продолжая угрожать и материться, вышла вместе с милиционерами.
В квартире установилась тишина. Из разбитого окна врывались белёсые клубы холода. Пашкина мамка заткнула раму подушкой и подняла несколько осколков. Пашка пошёл на кухню. Там, на столе, на полу и на подоконнике, стояли пустые бутылки. На столе лежали куски разломленной булки белого хлеба и три банки рыбных консервов. В двух банках были окурки, в третьей оставалось несколько кусков рыбы залитой красным соусом. Пашка выбрал кусок хлеба побольше, сел за стол, придвинул консервы и стал есть. В кухню вошла мамка. Пересчитала пустые бутылки. Спросила Пашку:
– Ты полную бутылку не видел? – Пашка с набитым ртом отрицательно покачал головой. Мамка выругалась, быстро оделась, сказала: – Сиди дома! – и вышла из квартиры.
Пашка съел всю рыбу, выпил соус, наелся хлеба, попил из-под крана воды и пошёл в комнату. Там всё было перевернуто. На полу возле разбитого окна была лужа. Матрац наполовину съехал за кровать. На стене над кроватью веером была набрызгана кровь. Ящик, на котором Пашка сидел перед телевизором, был раздавлен. Пашка, как мог, поправил ящик и сложил в него утюг, рамку, бутылку и всё остальное, что в нём хранилось раньше. Потом притащил из туалета помойное ведро и стал осторожно складывать в него осколки. Затем прошёл по квартире и собрал с пола все окурки, аккуратно составил пустые бутылки. Выбросил консервные банки. Грязным полотенцем стер со стола разлитую воду, крошки, табачный пепел. Стаканы составил в раковину. В комнате Пашка поправил матрац, вытащил из-под кровати скомканное одеяло, застелил его. Постельных принадлежностей у них с мамкой уже давно не было. Удовлетворённо осмотрев комнату, Пашка притащил из кухни стул, сел к столу и стал рассматривать подаренный ему настоящий блокнот. От твёрдых картонных корочек пахло типографской краской и приятным одеколоном. На каждом белоснежном листочке была нанесена едва заметная оранжевая разлиновка. Пашка не знал букв, ему очень захотелось порисовать в блокнотике. Он умел хорошо рисовать дома, машины, танки, солдатиков. Ручки у него не было. Был синий карандаш, но он сломался, а Пашка не мог его заточить.
В это время скрипнула дверь, послышалась непонятная возня, Пашка вздрогнул и побежал в коридор. В проёме двери стоял, полусогнув ноги и раскачиваясь, очень пьяный мужчина. Медленно, пьяно заикаясь, он спросил:
– М-ма-м-м-ка где?
Пашка испугался пьяного, прижался к стене и молча, таращил на него глаза.
– М-ма-м-ка г-где? – снова спросил пьяный. Пашка молчал. Пьяный громко икнул и попытался сесть на пол к стене, но не удержал равновесия и с шумом повалился. Некоторое время он, кряхтя и матерясь, пытался подняться. Потом перевернулся на спину, раскинул широко руки и уснул. Пашка не знал, что делать. Дверь в квартиру была открыта, а правая рука пьяного мешала её закрыть. Из коридора дул холодный ветер. Пашка замёрз. Он решил попробовать закрыть дверь. Осторожно, готовый в любой момент броситься наутёк, он перешагнул через мужчину, напрягая все свои силёнки, придвинул руку пьяного к туловищу, прижал её и с трудом закрыл дверь. Уже смелее Пашка снова перешагнул через пьяного и прошёл в комнату. Короткий зимний день закончился. На улице было совсем темно. Пашка, не включая свет, стал смотреть в окно. Ёлочка возле универсама светилась и переливалась разноцветными огоньками. Автостоянка была полностью заполнена машинами. Некоторые автомашины останавливались даже возле Пашкиного дома. Из них выходили люди: мужчины, женщины, дети. Они шли в супермаркет, а через некоторое время возвращались весёлые, с коробками, сумками и пакетами. Пашка очень долго смотрел в окно. Постепенно машин становилось меньше, и они уже не подъезжали к Пашкиному дому – хватало места на стоянке. А потом машин и людей на площади перед магазином совсем не осталось, и лишь перед самым входом стояли несколько охранников магазина, курили и иногда громко хохотали. Их хохот доносился до Пашки.
Пьяный в коридоре иногда стонал во сне, иногда шевелился, переваливаясь с бока на бок. Пашка уже его не боялся. Он опять захотел есть. Пошёл на кухню и съел все куски наломанного хлеба. Попил воды и пошёл спать…
…В кухне что-то упало и разбилось. Пашка проснулся. В коридоре горел свет. Пашка крикнул:
– Мам! Мама! – никто не ответил. Он слез с кровати и побежал на кухню.
– Мама…
Матери в кухне не было. За столом, положив голову на руки, спал мужчина. На полу возле него в луже воды лежал разбитый стакан. Пашка всё вспомнил.
Была ночь? Или уже утро? Пашка не знал. Он зевнул и опять лёг в кровать. День рождения закончился…
Оранжевые шарики
Когда вечером Мишка ложился спать, мамки ещё не было. Мишке – семь лет, его сестрёнке Алёнке скоро будет три. Утром мамка собрала Алёнку, и они уехали к бабушке. Мишке тоже охота к бабушке, но его не взяли. Мамка сказала: «Денег нет – сиди дома».
Мишка весь день сидел дома. Скучно. Раньше был «телик», можно было мультики смотреть, передачи разные. Однажды пришёл дядя Витя из соседнего дома, сказал, что мамка ему должна деньги, и телевизор забрал. Хотел забрать ещё что-нибудь, но ничего не нашёл. «Телик» был старый, не цветной. Задней крышки у него не было, и Мишка частенько смотрел, как мерцают красноватым цветом радиолампы. Так ему было интересно, откуда берётся музыка и изображение…
Скучно. Все окна замёрзли, и лишь на кухне, в самом низу, возле трещины, уголок стекла остался прозрачным. Мишка долго смотрел на улицу. Из окна виден соседний двор, а если сильно-сильно прижаться к стеклу и смотреть вбок, то между домами видна центральная улица. Там уже несколько дней рабочие строили снежный городок: завтра – Новый год.
Повезло Алёнке! Однажды Мишку тоже на Новый год отвозили к бабушке. Они долго ехали на автобусе, Мишка всю дорогу смотрел в окно, а потом ехали на электричке. Мишка впервые оказался в электричке и немного боялся. Зато у бабушки как было хорошо! Еды навалом, можно целый день есть. «Телик» – цветной! А на Новый год Мишке подарили красный грузовик, в кузове которого лежали конфеты, яблоки, печенье и очень вкусные оранжевые шарики, название которых Мишка позабыл.
Когда смотреть в окно надоело, Мишка решил рисовать. Нашёл чистую обложку от книжки-раскраски и три карандаша: красный и два синих, но все они были сломаны. Затачивать было нечем, да Мишка и не умел… Когда искал карандаши, в ящике под Алёнкиной кроваткой нашёл старую погремушку. Очень захотелось узнать, что там такое гремит? Долго кривыми ножницами Мишка расковыривал игрушку, дважды пребольно ткнул ножницами в руку. Наконец погремушка раскрылась, а там… Ничего интересного – горстка цветных пластмассовых крупинок. Мишка попробовал их пососать, во рту стало противно – горько.