Итак, Данненберг? Князь Меншиков ожил, даже гладко выбритые щеки его, уже увядающие, порозовели. Он потер руки, подошел к столу, слуг звать не стал – сам размеренно налил себе высокую хрустальную рюмку французского коньяку, вытянулся в струну, точно пил за здоровье царя-императора, и опрокинул ее одним залпом.
– Бр-р! – хрипловато сказал он. – Хорошо! Чертовски хорошо! – Отломил от жареной курицы, на которую еще полчаса назад и смотреть не хотел, румяную ножку, и с аппетитом, внезапно разгоревшимся – да что там, пожаром полоснувшим желудок! – впился в нее зубами.
Стало быть, Петр Андреевич, будь готов принять командование. Только вот диспозицию будущего сражения придется составить самому, трезво рассуждал князь Меншиков: это была его святая обязанность главнокомандующего. Да и местность, где он топтался месяцы подряд, толком ничего не предпринимая, знал он куда лучше новоприбывшего немца.
«А если, Петр Андреевич, ты и провалишь операцию, – чуть позже, уже позвав ординарца для услужения и заправляя салфетку за ворот, рассуждал сам с собой пресветлый князь, – что ж, тебе и отчет держать перед государем! Я не тактик, не вызывался быть им, я – администратор и присматривать за вами, сорви головами, назначен, а ты – военный до мозга костей. Тевтонец, Петр Андреевич, тевтонец без страха и упрека! Тебе и карты в руки».
2
В половине третьего ночи с 4 на 5 ноября 1854 года от развалин Инкермана выдвинулся пятнадцатитысячный отряд генерала Павлова. Ему должно было по ходу восстановить инкерманский мост через Черную речку, переправиться на другой берег и идти к подножию Сапун-горы – на соединение с генералом Соймоновым, который в свою очередь с восемнадцатитысячным отрядом в те же часы выходил из Севастополя в сторону Килен-балки. На длинном плато Сапун-горы, занимая выгоднейшую позицию, стояла вторая английская дивизия генерала Лэси Ивэнса в три с половиной тысячи бойцов. Это был самый край правого фланга союзников, дугой растянувших свои войска на семь-восемь миль от скалистых вершин Сапун-горы до Камышовой бухты, тем самым крепко заблокировав Севастополь с юго-запада. За дивизией Ивэнса на том же плато – справа налево – базировалась дивизия генерала Кэткарта, числившая четыре тысячи солдат, и уже в серьезном отдалении стояла третья дивизия генерала Инглэнда также в четыре тысячи бойцов. Напав на правый фланг союзных войск, русские надеялись отвлечь французов и англичан от решающего штурма Севастополя, заставить их отступить…
Последние дни, не переставая, лил дождь. Дороги развезло, раскисла глина, пушки тащить было сложно. Если бы не каменистая почва Крыма, совсем пришлось бы худо. Мучались лошади, а с ними и артиллерийская прислуга. Солдаты терпеливо шлепали по грязи, переговаривались негромко, почти шепотком: передислокация войск проходила в тайне. А потом, все знали, что под утро их ждет кровопролитная битва, все муки ада, из пламени которого живыми выйти сумеют далеко не все…
Пятнадцатитысячный отряд генерал-лейтенанта Павлова состоял из пяти полков: егерских Охотского, Селенгинского и Якутского, а также Бородинского и Тарутинского. Впереди продвигался Охотский полк, головным батальонам которого надо было отслеживать возможные разъезды противника. Но ни французов, ни англичан в эту ненастную ночь на размытых глинистых дорогах видно не было. Никто из союзников не ждал такой прыти от русских.
Штабс-капитан Охотского полка, замкомроты Петр Алабин и командир взвода поручик Павел Гриднев, сопровождая в седлах своих солдат, то и дело поглядывали на едущего поодаль генерала Петра Андреевича Данненберга, в наглухо застегнутой шинели, сейчас походившего на старого ворона, нахохлившегося и молчаливого.
– Отчего же он? – тихонько спросил Петр Алабин у товарища. – Да его и не любит никто!.. Почему не Соймонов, не Павлов? Не Липранди? Вот уж кто молодец!
Они хорошо знали Данненберга. Кто был при Ольтенице, его уже не забудет! Петра Андреевича и впрямь мало кто жаловал из офицеров, а из солдат – и тем более. Да кто ж кого спросит!
– Причуда судьбы, – пожал плечами Гриднев. – Поди их, пойми, генералов…
Полковник Дмитрий Сергеевич Бибиков, командир Охотского 43-го, проезжая мимо, уловил несколько реплик младших офицеров. Они поняли, что услышаны, разом смолкли, стушевались.
– Вот и я о том же, господа, – кивнул Бибиков. – Помалкивайте себе и не пытайте друг дружку тем, что вас никак не касается. Пресветлый князь решил – так тому и быть. И ни слова более! Вы – дворяне, и честь военная ваша в послушании старшему чину!
Бибиков поправил фуражку, пришпорил коня и поехал в перед. Было ясно, что это назначение и ему кажется по меньшей мере странным! Приказ так и звучал: «При отряде Павлова находиться командиру 4-го пехотного корпуса, генералу от инфантерии Данненбергу, которому, по соединении обоих отрядов, принять над ними начальство». Но генерал Данненберг и сам, кажется, не понимал, отчего ему оказана столь великая честь? Зато Михаил Горчаков с радостью отправил Меншикову нелюбимого им генерала.
К Алабину и Гридневу, чертыхаясь на размокшую дорогу, подъехал капитан Черенков. Он знал, о чем вот уже пару дней судачат его младшие офицеры, как и другие в отряде генерала Павлова!
– В штабе только и говорят, что наш главнокомандующий Меншиков, великий остряк, назначил битву на четвертое ноября! – Черенков, с трудом управляя конем, который все рвался под ним, усмехнулся. – Каково? Вам ли не знать, господа, равно как и мне, что это за денек-с!
На черной дороге, в блеске мутной осенней луны, змеей ползла армия Павлова, переругиваясь, чавкая сапогами в грязи, кое-где лихорадочно балагуря.
– Слышали про то, – оглянувшись на строй их роты, кивнул Гриднев. Резко покачал головой. – Едва верится!
– Нельзя ж так потешаться над человеком? – кивнул и Алабин. – Стыдно, господа офицеры, должно быть таким смехачам!
Это была еще одна жестокая шутка! Пресветлый князь Александр Меншиков назначил наступление на Сапун-гору именно на 4 ноября. Год назад в этот день Данненберг проиграл битву при Ольтенице! Но у Меншикова были свои резоны: именно 4 ноября 1612 года войска Минина и Пожарского выбили поляков из Москвы. А еще в этот день, но уже в 1815 году, состоялась помолвка будущего царя Николая Первого и прусской принцессы Шарлотты. Чем не дата? И тут какая-то Ольтеница! Суеверному немцу Данненбергу пришлось унижаться – просить Меншикова отложить сражение на день. Главнокомандующий смилостивился: разрешил-таки!
– Но хоть пресветлый князь и согласился повременить с кровопролитием, – продолжал капитан Черенков, – говорят, в улыбке его еще никогда не было столько злорадства и яда. Это я, господа, слышал от нашего полковника Бибикова, а он от штабс-капитана Мухина, который все видит и все знает! Да еще в любимчиках у пресветлого. Так-то-с!
– Точно дети малые! – придерживая саблю, сказал Алабин. – За ними ж тысячи людей стоят!
– Да хоть сотни тысяч! – сплюнул в грязь его товарищ Гриднев. – Дослужишься до генерала, Петр, сам станешь комедию ломать. Уж поверь!