— Ну, хорошо. Я догадываюсь, что вы желаете разведать… Моё отношение к этой истории? Извольте. Профессор Браух слыл личностью известной, если не знаменитой, в медицинских кругах пользовался большим авторитетом. Общаться с ним считали за честь многие наши руководители. Были у него влиятельные люди в столице и не только по врачебной и научной деятельности. Сам Василий Петрович Странников заглядывал к нему, ценил, но захаживали к нему, как ни странно, и авторитеты из уголовников.
— Вот Василию Петровичу и аукнется это убийство, — тихо подсказал Легкодимов, будто только и ждал последних слов.
— С какой стати?
— Оставим пока эту тему, Василий Евлампиевич, — видя, как закипает начальник, смутился Легкодимов, — мы к ней ещё вернёмся. Обратите внимание на сей экземпляр, — и он с любовью погладил ладошкой объёмный фолиант в богатой кожаной обложке на книжной полке шкафа. — Полдня копался и вот не терпится похвастать открытием.
Он ухватился за корешок фолианта и попытался вытянуть его наружу. Лишь только ему удалось это сделать наполовину, раздался скрип, а затем послышалось лёгкое повизгивание металлических колёсиков, и громадный шкаф пришёл в движение. Откатываясь ближним боком от стенки, он открыл едва заметные контуры встроенного в камень тайника.
— Чудеса, да и только! — подскочил на ноги Турин.
— Терпение, батенька, терпение… — Легкодимов попробовал как бы приподнять удивительный фолиант вверх из общего ряда книг. — В своё время мудрые эти схроны были для нас неразрешимыми загадками. Я был знаком с единицами. В Кремле, помнится, в некоторых соборах да у купца Никольского. Любил тот баловаться такими штучками. Венецианских инженеров, говаривали, специально приглашал. Однако всё возвращается на круги своя, и прав был царь Соломон — нет конца этой круговерти. Понадобилась сия загадка Францу Генриховичу. А вот по какой причине?.. — он обернулся к Турину. — Сейчас вашим глазам предстанет то самое, ради чего и пожаловали к профессору незваные ночные гости.
— Гости? Их было несколько?
— Их побывало здесь по крайней мере не меньше двух-трёх, — продолжал тот колдовать у шкафа.
Как только фолиант поддался вверх, дверца тайника в стене задвигалась, открывая внутренности довольно вместительного металлического сейфа. Не сдержавшись, Турин выскочил из-за стола и бросился к тайнику, оказавшемуся как раз на уровне его груди. Он уже готов был сунуться вперёд головой, сгорая от нетерпения, но резкий голос Легкодимова остановил его:
— Будьте осторожны, Василий Евлампиевич!
— Ловушка? — отпрянул тот.
— Этой гадюке ночью выбили зубы. Но злодеи, первыми открывшие сию пасть, уверен, поплатились жизнью. В былые года чем только не оберегали господа такие тайные хранилища! Чувствуете запах?
— Как вошёл в кабинет, ударило по ноздрям, — совсем отодвинулся Турин от сейфа, — словно нашатырь острый, а спросить у вас забыл. Заморочили мозги то газетками, то сюрпризами этими.
— Яд! Разит наповал. Когда я наткнулся на тайник, он уже утратил смертельную опасность. Оказывается, господин Браух был не так прост, профессор знавал многое из арсенала тайного оружия. Немцы — ушлые спецы по части химических отравлений. Ещё в Первую мировую войну они отличились. Здесь Браух поскупился: при первом же неправильном вскрытии сейфа, яд должен убивать, а затем терять свою активность. Но при умелом обращении его действие вполне можно нейтрализовать сразу.
— Значит, бандитам не повезло?
— Тот, кто вскрыл этот смертоносный ящик до меня, если чудом и уцелел, то пострадал серьёзным образом. Вполне возможна гибель и нескольких человек.
— У вас есть подтверждения?
— Нет, конечно. Яд разит, не нанося кровавых повреждений или физических увечий. Бандиты могли унести тела своих дружков на руках.
— Варварство!
— Способ защиты. Эта смерть сравнительно гуманна, если данное слово уместно вообще. Господину Брауху чем-то дорого было его жилище, он отказался от минирования тайника. К сожалению, в практике использовались и такие методы обороны, при этом взломщиков разносило в клочья, правда, доставалось и собственности.
— Зверьё!
— Вот вам второе и настоящее лицо владельца этой скромной с виду квартиры. — Легкодимов откинулся на спинку кресла, слегка качнулся. — У вас не найдётся папироски? Знаете ли, несколько лет назад я бросил курить. Здоровьем занялся на старости лет, но иногда не могу удержаться.
— У вас же лёгкие! — попробовал урезонить его Турин, всё же доставая портсигар.
— А шут с ними! — отмахнулся тот. — Расстроился я вконец. До сих пор в себя не приду.
— А что, собственно, случилось? — подав папиросу, Турин закурил и сам. — Триумф налицо! Добраться до таких секретных хранилищ и убиваться?.. Я вас не понимаю, милейший Иван Иванович.
— Отчасти вы правы, батенька. — Легкодимов по-прежнему хмурился. — Но загляните всё-таки туда, — он ткнул папироской в нутро сейфа, — нам достались одни разочарования.
Тайник был пуст.
V
— Я понимаю, это они оставили нетронутым? — закончив изучать дно сейфа, Турин возвратился к бумагам на столе. — Удалось найти что-нибудь стоящее среди этой мукулатуры?
— Изучение потребует значительного времени. — Легкодимов устало потёр ладонью лоб, покрасневшие глаза, притушил папироску, недокуренную и до половины. — Я, знаете ли, утратил уйму времени на возню с самим механизмом тайника и его обезвреживанием. Хорошо ещё, агент Маврик помогал, кстати, возьмите на заметку, из парня может вырасти настоящий профессионал.
— Советский пинкертон! — с напускным пафосом кивнул Турин.
— Вы как раз интересовались его отсутствием, так вот, он сейчас собирает сведения на лиц, обратившихся за врачебной помощью от отравления.
— Боюсь, это не даст результата.
— Почему?
— Такое зверьё не станет спасать своих. Мёртвых, если они имеются, предадут земле, а мучающихся добьют, если уже не добили.
— Нам неизвестны их намерения. А вдруг пострадал главарь или кто-то из верхушки?
— Иголку в стоге сена ищете.
— У вас есть предложения лучше?
— Иван Иванович! Ну что вы сегодня сам не свой! На себя не похожи, ей-богу! Болезнь? За меня переживаете?.. Зря! С газетками этими развели какую-то закавыку… Не будем друг с другом заниматься крючкотворством. Оба прекрасно понимаем — бандиты нагрянули за золотом! — Турин даже по столу хлопнул. — Если и были какие сомнения, то теперь они отпали. Драгоценности и золото! Браух хранил их с особой тщательностью, мы с вами в этом убедились. Значит, вёл двойную игру с какой-то политической партией и с ворами. Маскировался, для чего денег личных не держал в большом количестве. Жил впроголодь. Натуральный Гобсек, ни жены, ни любовниц! Вечный бобыль. Этим интриговал и притягивал Странникова. Тот, видя его мытарства, верил в другую любовь профессора — в великую науку…