Когда зацветет сакура… - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Воронков cтр.№ 35

Тогда всю ответственность списали на крестьян и казаков, которые, якобы саботируя мероприятия по коллективизации, прятали от народа зерно и другую сельхозпродукцию, отчего и случился голодомор. Полетели головы многих партийных и советских работников, которые не сумели справиться с ситуацией. Козыреву повезло. Про таких обычно говорят: мол, мужик не промах – вечно держит нос по ветру. Он тогда составил хитроумный отчет, в котором вывел из-под удара руководство страны и, как говорится, перевел стрелки на низы. После этого его и взяли в Москву, где он поступил в распоряжение политических органов, занимающихся выполнением особых поручений правительства. Эти органы были тесно связаны со службой государственной безопасности.

Однако голодомор – это далеко не единственный крупный промах Сталина, и об этом Козырев также знал. Война с Гитлером – тоже, по сути, его просчет. Он-то был уверен, что Договор о сотрудничестве, заключенный с Германией, так называемый пакт Молотова – Риббентропа, исключает возможность войны, а тут вон чем все обернулось. Мало того, перед самой войной немецкой разведке удалось провернуть такую хитроумную операцию, от которой Сталин, поди, до сих пор не может опомниться. Ему, по сути, подсунули фальшивку, выдав ее за действительный список советских военных, якобы готовых в случае нападении Германии на СССР перейти на сторону Гитлера. Надо было тщательно разобраться, но это было не в правилах вождя. Вместо этого он тут же приказал расстрелять всех, кто был в том злополучном списке. Так вот и лишилась Красная армия в одночасье сорока одного генерала и всех командиров двухсот с лишним советских дивизий. Гитлер ликовал, а Советская страна тогда погрузилась в пучину страха. И вот результат: вчерашние младшие командиры, назначенные Сталиным на высокие должности, с началом войны не смогли ничего противопоставить опытным фашистским генерал-фельдмаршалам, разбиравшимся в сложной стратегии боя лучше, чем тот повар в своих щах. Пришлось срочно выпускать из тюрем генералов, которых еще не успели поставить к стенке…

2

– Ну что, мужики, осталось совсем немного, – включив фонарик и взглянув на часы, произнес Козырев. – Пока что все идет по плану. Если бы не эти американцы, можно было бы сказать, что нам вообще повезло. Вот сволочи! – он покачал головой. – Прибудем на место – позвоню в Москву… Пусть наши вэвээсники получше за небом смотрят. А то не ровен час…

– Зря мы без огней взлетели, – тут же подал голос Жора. – Этим, наверно, мы и вызвали подозрение. В нашем деле как: станешь хитрить – себя перехитришь, так что надо играть в открытую. Тот, кто маячит перед глазами, на того меньше всего обращают внимание.

Козырев развел руками.

– Так-то оно так, но меня еще в Москве предупредили: действуй осторожно и скрытно, – сказал он. – А я привык прислушиваться к высоким советам. Так хоть будет, в случае чего, на кого-то сослаться, а вот самодеятельность точно не простят. Уж поверьте мне – я калач тертый.

– Мы тоже тертые, – многозначительно проговорил Бортник. – Окажись я на вашем месте, я, наверное, так же поступил бы. Это у нас Алексей Батькович, – он с улыбкой кивнул на Жакова, – любит все делать по-своему. За то ему вечно и достается от начальства.

Алексей в ответ только хмыкнул.

– Вы правда все любите делать по-своему? – удивленно посмотрел на него москвич. – Да-а, – протянул он. – Если бы я это знал, я бы никогда вас не включил в свою группу. Мне-то говорили другое… Дескать, человек вы дисциплинированный, ответственный, а главное – надежный. Или это неправда?

– Да правда, все правда, – вместо Жакова отвечает Бортник. – Хотя и любит этот черт рогатый иногда в самодеятельность поиграть. – Он этак панибратски похлопал товарища по плечу. Рука у него тяжелая. Не случайно среди всех контрразведчиков корпуса у него был самый высокий процент раскрываемости. Пока Алексей занимался педагогикой, пока пытался расположить арестованного человека к себе, этот с помощью своих чугунных кулаков успевал из троих выбить «признание». Его за это ругали: мол, такие, как ты, порочат звание чекиста, но он-то знал, что в душе те же начальники довольны его работой. Цель оправдывает средства… Эти слова давно уже стали формулой его жизни. Знал: в его родном государстве скорее ангела осудят, чем погрязшего в грехах иного мерзавца. Государство любит силу, а не мягкотелую толстовщину. Как ни странно, но выживает чаще агрессивный, безжалостный организм, тогда как мирные твари вечно становятся жертвами.

– Новая школа… – взглянув на Жакова, задумчиво произнес Козырев.

– Ну да, это ж не мы… – проговорил Жора и усмехнулся.

– А вы, стало быть, старая?.. – спросил Бортника москвич.

– Будем считать, что старая… – ответил тот. – Я ж раньше пришел в органы…

– Ну-ну… – неопределенно произнес Козырев. – Значит, старая школа…

Солнце, приподнявшись над горизонтом, высветило лица сидящих в самолете людей. Даже переводчик Цой, который незаметно дремал все это время в углу, ожил в своем усталом облике и просветлел. Сидел, потирая спросонья азиатские свои глаза, – солнце мешало. Алексей, чтобы понаблюдать за рождением нового дня, пересел на другую сторону и теперь завороженно смотрел в иллюминатор. Вот она, картина, достойная кисти великого художника! Впрочем, разве может кто-то распорядиться красками лучше самой природы? Просто поразительно! Кто тот великий творец, что мог создать такую красоту? Все здесь поражало воображение – и это воспрянувшее ото сна и дышащее жизнью, тронутое золотом небо, и эти просветленные пурпурные дали, и эти исключительно белые, словно сахарная вата, облака внизу… И в центре всего – этот яркий огненный шар, что медленно и величаво всплывал из-за дальних островов и устремлялся вверх, зажигая собою пространство и время. И казалось, это сердце Вселенной, вырвавшись из ее груди, освещало людям дорогу к счастью.

Такое чудо Алексею пришлось наблюдать лишь однажды. Жизнь не баловала его. Это благополучные люди могли каждый выходной проводить за городом, а он все вкалывал, вкалывал… Надеяться было не на кого – только на себя. Ну разве что порой старший брат Александр приезжал из деревни и привозил ему с десяток яиц и кринку сметаны. Вот он и крутился. Когда две смены подряд отбарабанит, когда и выходной прихватит. А когда женился, то и вовсе забыл про отдых. Нина ему: как же так? Ты же себя гробишь. А он: ты же знаешь, что мне не на кого надеяться. А у нас с тобой ни мебели, ни других вещей. Даже порядочной одежонки не имеем. Лишь изредка удавалось им вырваться в город. Больше всего они любили ходить в Струковский парк. Придут – и сразу в павильон. Нине Жаков возьмет бутылку лимонада и мороженое, а себе рюмку водки. А то и бокал пива. Посидят, потешат себя – и на танцы. Танцевали они хорошо – специально для этого в школу танцев при заводском клубе ходили. Они и вальс умели со всякими выкрутасами танцевать, и быстрый фокстрот, и аргентинское танго… Любили и вальс-бостон – шикарный больно танец, богатый на эмоции и чувства. А сколько в нем элегантности!

Не обходили они и театры. Здесь они предпочтение отдавали опере. Всех композиторов знали, более того, даже арию иную могли наизусть воспроизвести. Особенно Алексей. Запоет порой по радио какой-нибудь тенор – он тут же начинал подпевать ему.