Я в степени N - читать онлайн книгу. Автор: Александр Староверов cтр.№ 34

Я слышу. Контраст между ее злобным писком и воспоминаниями о Мусе и Славике – катастрофический. Она тюрьмы мне желает… А ведь когда бабушка была беременной моей мамой, через год после войны деда посадили. И Муся ждала его с маленьким ребенком на руках, одна в неласковом сталинском мире, жена врага народа… Что она пережила – представить страшно. Что он пережил… Но Муся его дождалась: сначала с войны, потом из лагеря. Она простила ему всё: и убийства хороших людей на войне, и замороженность его долгую, когда он из тюрьмы вернулся. Потому что любила. А эта…

Хорошо. Она добилась своего: не только ей душно, но и мне. Ни секунды не останусь в этом доме! Рядом не могу с ней находиться, дышать не могу, думать не могу. Я наконец-то тебя понял, Анька, но лучше нам от этого не стало, хуже стало. Ты права: нас связывают только дети. Хорошо, разберемся. Но сначала мне надо разобраться с дураком Серегой и слетевшим с катушек Петром Валерьяновичем. А потом я разберусь с тобой, мало тебе не покажется. Но это потом, а сейчас – вон из этого дома! Противно мне здесь, воняет от тебя, от себя воняет, от стен – от всего… С криком «Пошла на хрен, дура!» я убегаю из кухни, одеваюсь за минуту и, не умывшись, не почистив зубы, лохматый и злой, покидаю ненавистную мне отныне квартиру.

* * *

С тех пор как Москва стала лицемерным европейским городом, где запрещают курить в кафе, продают навынос кофе в пластиковых стаканчиках и навязывают велосипеды удивленным горожанам в минус двадцать по Цельсию, моя машина превратилась в остров свободы. Вива, Куба! Вива, бордовый «Кадиллак» – символ рокабили пятидесятых! Дома жена не разрешает курить, в кафе – государство. Обложили, сволочи, со всех сторон, но есть бордовый «Кадиллак» – символ свободы и вольного, бунтарского духа, в нем можно все. Не буржуазный «Мерседес», где, не дай бог, дорогая обивка пропахнет никотином, не гламурный «Порше» с въевшимися кокаиновыми следами на кожаной торпеде, а бордовый «Кадиллак» – мой маленький и осознанный потребительский протест против всеобщего лицемерия. Я сижу в нем, пью кофе из пластикового стаканчика и курю третью сигарету подряд. Успокаиваюсь. Как же меня все достало. Я прошел длинную дорогу, я дополз до промежуточной станции под названием «Счастье не в деньгах». Большинство думает, что она конечная, а она – промежуточная. Старость впереди уже маячит, на горизонте – станция по имени «Главное – здоровье», за спиной остались остановки «Любовь», «Дети», «Дружба». Я нигде не вышел, ни в чем не нашел смысла. Я еду на фейковом блестящем поезде, именуемом жизнью, и подозреваю, что путь мой кончится в загаженном мрачном тупике под названием «Большой разводняк – сортировачная». «Разводняк» – потому что хоть и объявлялось вначале, что поезд следует в Сочи, а прибудет он в Магадан или куда похуже. А «Сортировочная» – потому что все-таки хочется верить, что в конце пути, пусть даже и в тупике, есть тот, кто сортирует пассажиров. Этот буянил, мусорил, загадил поезд и потратил время в дороге, чтобы себя и других сделать хуже. В отстой его, в небытие, на забытый запасной путь. А этот больше молчал, курил нервно в тамбуре, наблюдал, думал. Не додумался, но хоть попытка была, – в депо его. Помоют, подкрасят, переработают, дадут второй шанс. Ох ты, боже мой, люди так жаждут вторых шансов, а выкидывают на помойку даже первые. И я такой же. Такой, как все. Но у меня есть бордовый «Кадиллак» – остров моей личной свободы, где можно сигаретку запивать лошадиными дозами кофе и думать о тщете всего сущего. Эти мысли меня успокаивают, как ни странно, иначе с ума можно сойти от многочисленных предательств и принципиальной невозможности любви. А так хоть мысли выручают. «Всё пройдет, – думаю я, допивая остатки кофе, – пройдет и это. Потому что пройдет всё».

Минут через пятнадцать ставшего уже почти традиционным кофеино-никотинового аутотренинга я ощущаю способность мыслить логически и вспоминаю о своем гибнущем бизнесе. Делаю такие необходимые и немного запоздавшие звонки, предупреждаю сотрудников, чтобы не появлялись сегодня на работе, напрягаю адвоката поехать к обделавшемуся Сереже. Голос мой звучит спокойно и насмешливо, не взаправду все это – приключение, развлекуха посреди серых будней. Самое удивительное, что мне верят, подхихикивают в унисон. Народ наш доверчив и терпелив, но не от доброты и силы, а от растерянности и отсутствия четкой системы координат. Не зная, что такое хорошо и что такое плохо, люди хавают все, чего в них запихивают. А вдруг хорошо, вдруг эта с виду дурно пахнущая какашка и есть райское яблочко, о котором деды рассказывали? Нет? Ну ладно, будем следующую какашку хавать, должно же когда-нибудь повезти…

Меня сильно удивляет неожиданно возникшая глубина обобщений и та серьезность, с которой я отношусь к разруливанию нарисовавшихся проблем. Да… соскучился, видать. Бизнес мой – микроскопический, его и бизнесом-то назвать трудно. Так… рантье решил немного пошалить, чтобы получить прибавку к пенсии.

Откуда вообще могли взяться следователи с ОМОНом? Это ведь денег стоит, и немалых. Вопрос… Я думал, на пенсии такого не бывает, отчасти поэтому к ней и стремился. Первые мысли уйти на заслуженный отдых пришли ко мне лет семь-восемь назад. Я тогда в очередной раз почти все потерял. Не то чтобы в пух и прах разорился – семья даже не почувствовала изменений, – но подкожные запасы просадил вчистую. Есть квартира, дом, машины, есть деньги на полгода-год привычного уровня существования. И все. Нормальная, в общем-то, ситуация, как говорится, жизнь – игра. Случается периодически, не считая того, что со мной это случилось в третий раз за двенадцать лет. Много! Достаточно! – решил я и захотел на пенсию. В тридцать шесть годков захотел… Ну и что? Пушкина, например, в тридцать семь убили. Но захотеть пенсии мало, ее нужно еще заработать, или украсть, или отнять. Короче, как и все в жизни, пенсию пришлось выгрызать у мира зубами прямо из горла. Занятие малоприятное, но мне не привыкать. Не очень для меня сложно челюстями работать. Гораздо сложнее убедить себя, что это нужно делать. Поганое время тогда было: умирал дед, вследствие моей очередной глупости и очередного предательства разваливался проект, которому я посвятил предыдущие четыре года, вдобавок ко всему прибавились первые, но достаточно серьезные проблемы со здоровьем. Хотелось забиться в щель и лежать там тихо. Или устроиться на непыльную работенку и жить как все нормальные люди. У бабочек ведь только крылья железные, сами они довольно хрупкие существа и живут, как правило, гораздо меньше приземленных гусениц.

Убедили меня начать мой четвертый поход за большими бабками два обстоятельства – гипертонический криз с предынсультным состоянием, а также то, что Анька забеременела нашим младшим – сыном Славкой. Его ведь не случайно Славкой назвали. Когда хоронили деда, у могилы, сам не знаю почему, я вдруг сказал: «Если будет когда-нибудь сын – назову Славиком. Слово даю!» Как мы потом подсчитали, Анька забеременела ровно через сорок дней после смерти деда. Ровно через сорок дней. И такое бывает…

Аборта я на этот раз не требовал, поумнел, но страшно мне стало сильно. Папка у будущего наследника практически банкрот и, как сказал мне один уважаемый профессор, богу душу может отдать при малейших нервных перегрузках. Было о чем задуматься… Посреди зимы, чуть ли не первый раз в жизни один, я сорвался и полетел отдыхать в Египет. Все-таки по сравнению с девяносто четвертым годом мой уровень жизни существенно вырос, тогда только на Патриаршие мог позволить себе отойти, прогуляться. А в тот раз – целый Египет. И вообще, все обошлось без излишней экзальтации. Первые три дня я купался, загорал, нырял, осматривал потрясающей красоты коралловый риф… А потом начал думать. Что меня ждет – я представлял очень хорошо. Не мальчишка уже, как в прошлый раз, наивный. Кровь и пот – это самые маленькие и несущественные издержки. Моря, океаны, бездны дерьма, моральные компромиссы на грани фола и, возможно, несколько разрушенных судеб людей, оказавшихся, по несчастью, рядом. А ради чего? Я устал, я болен, мне есть куда отступать, программу минимум выполнил, семья живет в относительном достатке, когда придет время давать образование детям – можно продать дом или квартиру поменять на меньшую. Устроюсь на работу, буду жить обычной жизнью, зато долго… Правда, придется опять гусеницей стать, да и черт с ним, уж лучше гусеницей, но живой, чем мертвой, утонувшей в дерьме бабочкой. Нет, не хочу больше такое переживать, да и необходимости нет вроде…