Щеглов в задумчивости потёр лоб и признался:
– Есть у меня одна идея: можно попробовать встретиться с Триоле-дочерью. Она не скрывается, живёт на широкую ногу, понимает, что нам ей предъявить нечего. Подумаешь, дважды замужем! Скажет, что считала первого мужа погибшим или что-нибудь подобное. Я хочу попробовать запугать Мари-Элен: стану обличать – валить всё на неё, изображая, что ресторатор оговорил жену. Посмотрим, может, в запале что-то и вырвется, глядишь, узнаем, где её мать прячется.
– Ну, что ж, идея не хуже других, – согласился Черкасский и уточнил: – Вы в Париже где остановились? Не станете же вы каждый день в Фонтенбло ездить?
– Нет, туда не наездишься, – согласился Щеглов, и признался, что ещё не решил, в какой гостинице остановиться.
Алексей уговорил поручика поселиться вместе с ним в доме на улице Коленкур и отдал ключ.
– Вы отправляйтесь туда. Сашка дома, он вас устроит, а я хочу поехать в очередной госпиталь, поспрашивать французских раненых о сестре, – объяснил Черкасский.
Щеглов посмотрел на него с таким удивлением, что стало ясно – поручик ещё ничего не знает о судьбе Елены. Алексей рассказал о письме графини Апраксиной и о своих поисках.
– Дайте мне ещё день, – попросил Щеглов, – съезжу к Триоле, а потом присоединюсь к вам: будем искать вместе.
– Договорились, – согласился Черкасский, и они расстались до вечера.
Черкасский отправился в госпиталь, открытый в Париже на средства императрицы Елизаветы Алексеевны. Там лечили всех раненых – как своих, так и французов. Добравшись, князь взялся за ставшее привычным дело – шёл из палаты в палату и расспрашивал раненых о вывезенной во Францию русской девушке. Как всегда, никто ничего не знал, и Черкасский даже не поверил своим ушам, когда в одной из палат услышал слабый голос:
– Месье, я знаю…
Алексей бросился к лежащему на угловой койке французу.
– Что?! Скажите… Я вас озолочу!
– Мне уже ничего не нужно, моя жизнь кончена, – голос раненого хрипел и ломался. – Наш полк конных егерей стоял в имении под Москвой. Мы с другом нашли девушку, она лежала без памяти. Наш полковник распорядился больную не трогать. Потом девушка стала поправляться и оказалась такой красавицей, что командир влюбился, поэтому и увёз её с собой.
Француз замолчал, и Алексей испугался, что тот умрёт, не успев рассказать главного, но, собравшись с силами, раненый продолжил:
– После Смоленска, когда русские загнали нас в ловушку, мой командир сам вызвался отвлечь неприятеля от императора. Он только попросил, чтобы полковой кюре обвенчал его в ночь перед боем с любимой. Я при этом присутствовал. Ещё до зари по поручению моего командира я вывез его жену с места стоянки полка, а два дня спустя передал девушку жене маршала Нея. А мой полковник через несколько часов после своей свадьбы отдал жизнь за императора.
Раненый замолк. Алексей воскликнул:
– Пожалуйста, скажите имя вашего командира! Прошу вас, имя…
– Де Сент-Этьен, – выдохнул раненый, не открывая глаз.
– Маркиз Арман де Сент-Этьен? – удивился Алексей, живо вспомнив красивого молодого офицера, умершего у него на руках под селом Красным.
– Да…
– Спасибо! Я ещё приду к вам, поправляйтесь. – Алексей вышел из палаты и отправился на поиски доктора. К счастью, долго искать не пришлось: врач осматривал больного в соседней палате.
– Доктор, тот француз из конных егерей, что лежит в дальнем углу – можно ли как-то облегчить его участь? – спросил Черкасский.
– Его рана смертельна, помочь нельзя. Если хотите, можете исполнить его последнее желание, – отозвался врач и добавил: – Только поспешите.
Алексей вернулся в палату и обратился к раненому егерю:
– Друг мой, скажите, у вас есть заветное желание? Я хочу исполнить его, если это в моих силах.
Раненый приоткрыл глаза и прошептал:
– Моя Жанна… Мы снимаем чердак в доме медника на улице Соль, после моей смерти жену выбросят на улицу.
– Не волнуйтесь! Я всё понял. Держитесь. Ждите меня, – сказал Алексей и, покинув госпиталь, отправился искать улицу Соль, а там – жену умирающего.
Каким-то невообразимым образом Черкасский сумел всё сладить за два часа. Медник, получив за свой дом стоимость дворца, подписал купчую и пообещал освободить помещение за два дня, а так и не оправившаяся от изумления жена раненого поспешила в госпиталь.
Теперь Алексей знал имя своего зятя. Ясно, что маркиз де Сент-Этьен был человеком известным, а значит, все вопросы нужно задавать французской знати. Самой влиятельной фигурой в Париже слыл князь Талейран. Что ж, оставалось только его найти. Проще всего это было сделать в резиденции российского императора: хитроумного Талейрана там видели чаще, чем в Лувре у Бурбонов.
Вечерний приём, устроенный русским императором в честь нового французского короля, был в самом разгаре. Народу собралось – не протолкнуться, и Алексей с трудом пробирался в огромной толпе разноплемённых гостей. Талейран стоял в группе царедворцев, окруживших Александра I.
Черкасский приблизился к ним, размышляя, под каким предлогом отозвать Талейрана, но государь первым заметил Алексея, извинился перед собеседниками и направился прямиком к своему флигель-адъютанту. Схватив Черкасского за руку, Александр Павлович зашептал:
– Где ты был? Я искал тебя весь день. Из Лондона от моей сестры переслали письмо. То самое, что увезла твоя Элен в ночь побега. Значит, искать девушку нужно в Лондоне. Срочно выезжай к великой княгине, не теряй времени.
Император вернулся к своим собеседникам, а Алексей бросился собирать вещи. Щеглов ещё не появился. Оставив ему записку, князь поручил поручика заботам Сашки, а сам выехал в Кале. В дороге Алексей всё время вспоминал свой разговор со Щегловым. Интересно, чем же закончился его визит к Мари-Элен?
Дом на улице Саввой, где обитала Мари-Элен Черкасская, оказался нарядным особняком с ухоженным садом. Это тем более бросалось в глаза, что остальные дома на этой улице стояли заколоченными – в них явно никто не жил. Щеглов постучал в дверь и объяснил появившемуся слуге, что хочет видеть хозяйку дома. Его синяя казачья форма произвела надлежащий эффект: слуга мгновенно исчез в глубине коридоров. Спустя десять минут он вернулся и проводил гостя в помпезную, обитую алым шёлком гостиную. В кресле у камина сидела Мари-Элен. Сначала Щеглов не узнал её: ни красного платья, ни нарумяненных щёк, дама блистала в целомудренно белом муслиновом наряде. Довершая картину полной идиллии, руку Мари-Элен нежно сжимал высокий голубоглазый блондин. Именно он и заговорил первым:
– Что вам угодно, сударь?
Поручик уже сообразил: женщина испугалась и позвала на помощь любовника. Пока всё выглядело естественным и предсказуемым, можно было и поднажать.
– Меня зовут Пётр Щеглов, по поручению генерал-губернатора южной российской провинции я расследую преступления Мари-Элен Черкасской и её матери.