— Лет мне ровно столько же, сколько языку у меня во рту, — ответил Среда. — И я на несколько месяцев старше собственных зубов.
— Ты так упорно держишь язык за зубами, — сказал Тень, — что я вообще сомневаюсь, есть ли у тебя язык.
Среда только фыркнул.
Всякий раз взбираться на очередной холм становилось все труднее и труднее.
У Тени заболела голова. Звездный свет отчаянно бил ему в глаза, то и дело попадая в резонанс с биением сердца в висках и в груди. У подножия очередного холма он споткнулся, открыл рот, чтобы что-то произнести, и тут, совершенно неожиданно, его вырвало.
Среда достал из кармана фляжку.
— Сделай глоток, — сказал он. — Но только один.
Напиток оказался жгучим и растворился, едва попав на слизистую, как хороший бренди, хотя по вкусу даже не напоминал спиртное. Среда забрал фляжку и сунул обратно в карман.
— Зрителям вредно шастать за кулисами. Поэтому тебя и тошнит. Нужно поскорее выбираться отсюда.
Они ускорили шаг. Среда упорно шел и шел вперед, ни на секунду не останавливаясь, Тень то и дело спотыкался, но напиток — после которого во рту остался привкус апельсиновой цедры, розмаринового масла, перечной мяты и гвоздики, — его взбодрил.
Среда взял его за локоть:
— Вон там, — сказал он, показывая пальцем налево, на две горки застывшего стеклокамня, — нужно будет пройти между двумя холмами. Держись поближе ко мне.
Они двинулись вперед. Холодный ветер и яркий белый свет с одинаковой силой били Тени в лицо.
Они стояли на вершине пологого холма. Туман рассеялся, было солнечно и холодно, над головой сияло абсолютно голубое небо. У подножия холма пролегала засыпанная гравием дорога, по которой — все равно что детская игрушечная машинка — мчалась красная легковушка с кузовом. Из трубы стоявшего поблизости дома валил дым. Казалось, кто-то лет тридцать тому назад бросил тут, на склоне холма, свой передвижной дом, и с тех пор его не раз чинили, латали, а периодически и расширяли за счет разного рода пристроек.
Как только они подошли к дому, дверь распахнулась: с высоты своего роста на них взирал мужчина средних лет. Взгляд острый, рот — словно след от удара ножом.
— Так-так, слыхал я, двое белых едут меня проведать. Двое белых на «Виннебаго». А еще слыхал, что они заблудились, как это обычно с белыми и происходит, если они не понатыкают везде своих указателей. Нет, вы только поглядите на двух этих доходяг, что стоят у меня под дверью. Вы вообще в курсе, что вы на земле лакота?
Волосы у него были длинные и седые.
— С каких это пор ты стал лакота, старый шельмец? — сказал Среда.
Теперь на нем были куртка и вислоухая шапка, и Тени уже казалось маловероятным, что всего несколько минут назад в звездной ночи он был одет в широкополую шляпу и изодранный плащ.
— Слушай, Виски Джек. Я умираю от голода, а мой друг только что выблевал весь свой завтрак. Не пригласишь нас войти?
Виски Джек поскреб подмышку. На нем были голубые джинсы и майка под цвет волос, на ногах мокасины — на холод он как будто не обращал внимания.
— Вот наглец, а! — наконец сказал он. — Проходите, белые люди, потерявшие свой «Виннебаго».
В трейлере дым стоял коромыслом. За столом сидел еще один мужчина — босой, в заляпанных штанах из оленьей кожи. Кожа у него была цвета древесной коры.
— Ну, — с довольным видом сказал Среда, — кажется, мы кое-кого застукали врасплох. Виски Джек и Джонни Яблочко. Зашибли одним-единственным камушком двух таких птичек.
Мужчина, который сидел за столом, Джонни Яблочко, зыркнул на Среду, потом опустил руку под стол и потрогал себя за промежность:
— Опять не угадал. Я проверил, у меня оба камушка на месте.
Потом он перевел взгляд на Тень и поднял в приветственном жесте руку.
— Я Джон Чэпмен. Не обращай внимания на то, что твой шеф обо мне рассказывает. Он задница. Задницей был, задницей и останется. Некоторые люди по жизни задницы, больше и добавить нечего.
— Майк Айнсель, — представился Тень.
— Айнсель, значит, — сказал он, потерев щетинистый подбородок. — Это не имя. Но сойдет на крайняк. А как тебя другие люди называют?
— Тень.
— Значит, я буду звать тебя Тенью. Эй, Виски Джек! — В действительности он сказал не Виски Джек, подумал Тень. Для этого он произнес слишком много слогов. — Как там жратва?
Виски Джек взял деревянную ложку, снял крышку с черной железной кастрюли, которая булькала на дровяной печи.
— Можно есть, — сказал он.
Он взял четыре пластиковые миски, наложил в каждую еды из кастрюли и поставил их на стол. Потом открыл дверь, вышел на улицу и достал из сугроба пластиковую бутылку объемом в галлон. Занес ее в дом, наполнил четыре вместительных стакана мутной желтовато-коричневой жидкостью и поставил их рядом с мисками. В завершение он выложил на стол четыре вилки и наконец сел вместе с остальными.
Среда с подозрением поднял свой стакан.
— Похоже на мочу, — сказал он.
— Ты все еще пьешь свою дрянь? — спросил Виски Джек. — Вы, белые, просто психи. Это куда лучше. Рагу, — сказал он, обращаясь к Тени, — в основном из дикой индейки. А Джон нам принес яблочный бренди.
— Безалкогольный яблочный сидр, — уточнил Джон Чэпмен. — Я всегда с подозрением относился к крепким напиткам. От них дуреют.
Рагу было вкусным, и яблочный сидр тоже оказался превосходным. Тень старался есть медленнее, пережевывая пищу, а не заглатывая целыми кусками. Но он сам не ожидал, что так сильно проголодался. После первой порции он попросил добавки, съел еще тарелку рагу и выпил второй стакан сидра.
— Госпожа молва нам шепнула, что ты тут ходишь, со всеми разговоры разговариваешь, понаобещал всякого. Созываешь, мол, стариков на тропу войны, — сказал Джон Чэпмен.
Тень и Виски Джек помыли посуду и переложили остатки рагу в пластиковые контейнеры. Виски Джек вынес их на улицу и положил в сугроб, а сверху воткнул пустую бутылку из-под молока, чтобы в следующий раз не задумываясь отыскать нужный сугроб.
— Думаю, это верное и справедливое изложение событий, — сказал Среда.
— Они победят, — прямо заявил Виски Джек. — Они уже победили. А ты проиграл. Такая же ситуация, как с белыми людьми и моим народом. По большому счету, они победили. А если вдруг начинают проигрывать, они заключают соглашения. А потом их же нарушают. И опять побеждают. Я не намерен сражаться за еще одно безнадежное дело.
— И на меня не рассчитывай, — сказал Джон Чэпмен, — даже если бы я сражался на твоей стороне — чего я делать не стану, — я для тебя все равно бесполезен. Паршивые ублюдки просто общипали меня, а потом послали на хер. — Он замолчал. — Пол Баньян
[90]
, — сказал он после паузы, потом медленно покачал головой. — Пол Баньян, — повторил он снова.