– Какое необычное сравнение! Возможно, не очень почтенное, зато точное, – засмеялась Кассандра. – Но я хотела бы попросить вас об одолжении.
– Меня?!.
– Мне нужен человек с тонким слухом, который пройдёт со мной партию Розины в новой опере маэстро Россини, – объяснила Кассандра. – Вам необязательно знать ноты, вы только поймите, есть ли гармония в моём пении.
– Я буду счастлив, – согласился изумлённый Михаил. Это предложение сулило ему рай!
– Может быть, сейчас и начнём? Только вернёмся в мою беседку, иначе тётушка начнёт беспокоиться, – попросила Кассандра.
Она провела спутника через калитку в стене и помогла подняться по ступеням беседки.
– Вы садитесь вот здесь на скамью, а я отойду к противоположному краю, – решила Кассандра и, усадив графа, прошла в дальний угол беседки и уже оттуда предложила: – Я сначала расскажу вам содержание действия до моего выхода, потом спою свою арию, и так пройдёмся по всей опере.
Михаил не стал объяснять, что знает сюжет пьесы Бомарше. Ему было всё равно, что говорит его невидимая собеседница, лишь бы звучал её голос. То низкий и чувственный, то серебристый и звонкий, этот голос казался даром небес. Наконец Кассандра запела. И это было уже не просто удовольствием, а самым настоящим счастьем. Михаилу даже нравилось, что он не понимает по-итальянски, не нужно было отвлекаться на смысл слов – только голос, только звук. Когда же ария закончилась и наступила тишина, граф очнулся и вдруг понял, что осиротел.
– Пожалуйста, спойте ещё! – взмолился он, – Бог с ним, с содержанием, на самом деле мне даже не нужно слов, только пойте.
Кассандра протянула руку и коснулась ладони слепого. И тут же уловила отчаянный зов истомившейся души, вновь вернувшей себе надежду и веру. Этот человек почему-то внушил себе, что чудо совершило её пение.
«Пусть так, главное, что он вновь верит и надеется, а что будет потом, один Бог знает», – сдалась наконец Кассандра. Не сводя глаз с лица графа, она взяла первые ноты и увидела, как синие глаза наполнились слезами. Восторг этого необычного слушателя заражал, и Кассандра запела так, как не пела ещё никогда в жизни, будто сама Дева Мария, благословив, поцеловала её в лоб.
Кассандра исполнила для своего восторженного слушателя всю партию Розины и, обессилев, замолчала.
– Благодарю!.. Благодарю вас… Вы даже не представляете, что для меня сделали… – Все слова казались сейчас Михаилу плоскими и неточными. Они не могли передать и малой толики того, что он чувствовал. Граф опустился на одно колено, протянул руку и, нащупав, поцеловал край платья Кассандры. – Вы вернули меня к жизни. Сегодня утром я хотел умереть, а вы дали мне надежду… Позвольте мне и дальше слушать вас – это единственное, что для меня сейчас имеет значение.
Кассандра вдруг поняла, что теперь слёзы выступили у неё. Ну разве могла она отказать?..
– Приходите сюда завтра утром, я спою вам свою партию из «Танкреда», – пообещала она, провела графа сквозь калитку в сад его виллы и ушла, гадая, чем это может закончиться.
В душе Кассандры царил сумбур – все её чувства перемешались, а мысли спутались, и лишь одно она знала точно: нынешняя встреча произошла неспроста. Да и как могло быть иначе, если скоро Рождество? Время чудес.
Две недели счастья оказались сказочным подарком, припасённым судьбой для слепого графа к наступающему Рождеству. Каждый день Михаил просыпался на заре с радостным предчувствием, что сегодня вновь услышит свою Божественную – так он звал теперь Кассандру Молибрани. Чтобы убить время до встречи, граф стал заниматься той самой гимнастикой, о которой ему не раз говорил Серафим. Это принесло свои плоды: уже через неделю Михаил почувствовал, как стали наливаться прежней силой руки, как легко пошли окрепшие ноги. Когда приходила Кассандра, граф бросался на шум лёгких шагов, протягивая навстречу Божественной руки, и, почувствовав в своих ладонях тонкие пальцы, с восторгом целовал их. Потом Кассандра пела, и Михаил забывал обо всём, уносясь мечтами в страну грёз, где он вновь был прежним молодцом-уланом, а его Божественная всегда была рядом.
Отрезвление пришло внезапно. Проведя вместе с ним, как обычно, всё утро, Кассандра вдруг сообщила, что время её отдыха вышло и она должна сразу после обеда уехать в Милан.
Михаилу показалось, что его раздавили. Ему даже в голову не приходило, что Божественная может покинуть его… Нет! Нет и ещё раз нет! Граф не мог расстаться с волшебным голосом, вернувшим его к жизни. Теперь место Михаила Печерского было рядом с Божественной. Он поедет туда, где будет петь Кассандра Молибрани.
– Вы не прогоните меня в Милане? – тихо спросил Михаил.
– Я буду рада. Никто не умеет слушать так, как вы. Я чувствую, что мой голос рядом с вами звучит по-другому. Я и сама его не узнаю, как будто кто-то свыше даёт мне особую силу и мощь. – Кассандра чуть запнулась, а потом попросила: – Не оставляйте меня, иначе театр никогда не услышит моего нового голоса.
Михаил поцеловал руки своей примадонны и простился. Помогая себе тростью, он поспешил к дому. Два часа понадобилось графу, чтобы уговорить изумлённого доктора Шмитца отпустить пациента в Милан. Перебрав все возможные аргументы, Серафим наконец-то сдался, но взял с денщика Сашки честное слово, что тот ни на шаг не отойдет от барина, а потом снабдил Михаила множеством лекарств и инструкций. Солнце только ещё начало клониться к закату, когда экипаж графа Печерского выехал из ворот виллы на озере Комо. Михаил ехал за своей Божественной, за своими верой и надеждой… Впереди его ждал театр Ла Скала.
Глава тридцать первая. Новые загадки старого дела
В Ла Скала давали «Танкреда», и обстановку в зале можно было описать одной-единственной фразой: «Яблоку негде упасть». Сегодня здесь собрался весь Милан, и, похоже, что все многочисленные зрители прекрасно знали о том удивительном факте, который фрейлина Орлова обнаружила, лишь увидев афишу у входа в театр. Главную партию в опере пела примадонна местной труппы Кассандра Молибрани. Агата Андреевна прочла это имя и не поверила собственным глазам. Ровно год пыталась она забыть тот кошмарный сочельник в Лондоне, но у афиши миланского театра вдруг поняла, что ничего-то у неё не получилось. Воспоминания всколыхнули прежнюю боль. Они были такими яркими и такими горькими!
«Господи, помилуй! Только не это! Не надо ничего вспоминать», – мысленно твердила себе Орлова. Память, как назло, тут же нарисовала постыдную картину: русская фрейлина мечется перед горящим домом, пытаясь втолковать англичанам, что видела преступников. Её так никто и не понял, а потом люди и вовсе стали сторониться. То ли брезговали, то ли боялись, а может, вообще приняли за сумасшедшую. Так всё это и осталось на совести Орловой: выучила бы в своё время английский, может, и смогла бы помочь правосудию.
Утром следующего дня Агата Андреевна попробовала сделать заявление в российском посольстве, но по лицам молодых дипломатов поняла, что никто ничего делать не станет. Её догадка оказалось верной: юнцы палец о палец не ударили. И только разговор с великой княгиней Екатериной Павловной открыл Орловой правду. Её высочество тогда так и сказала: вместе с сеньорой Молибрани погибла гостья дома – Лиза, одна из княжон Черкасских, а дочь певицы в тот день пропала. И что же теперь? Воскресшая из небытия дочь поёт коронную партию своей матери? Вот только интересно, где же эта сеньорита была до сих пор? Агата Андреевна вдруг осознала, что теперь уже не сможет успокоиться, пока не разберётся во всех этих подозрительных загадках.