– Других невест к алтарю ведёт отец…
– Меня поведёт Иван Иванович! Даже если б я родилась его собственной дочерью, он не мог бы сделать для меня больше, чем уже сделал. Ну а мать у меня была с рождения, она и сейчас рядом со мной.
Слёзы хлынули из глаз Луизы сплошным потоком, они уже грозили перейти в рыдания, и, отвлекая тётку, Генриетта напомнила ей о деле:
– Тётя, вы хотели посмотреть платье вместе с фатой.
– Да, действительно, что-то я совсем расклеилась, – повинилась Луиза и, нырнув в гардеробную, вынесла оттуда фату. Кисея, собранная в складки на серебряном обруче, по краю была обшита таким же кружевом, что и на платье. Луиза закрепила фату на голове племянницы, расправила её складки и отступила, любуясь: – Посмотри, дорогая. По-моему, хорошо. Веточки флердоранжа поверх обруча закрепим завтра, чтобы они не привяли.
Эти простые слова почему-то царапнули Генриетту. Она не могла понять, в чём дело. Отчего её восторженное настроение стало таять, как прошлогодний снег? Ей не понравилось упоминание о цветах померанца? Но почему? Ведь французские невесты его всегда надевают на свадьбу.
«Я что, не считаю себя француженкой?» – спросила она себя.
Если уж быть честной, то ответа на этот вопрос Генриетта точно не знала. Она привыкла верить тому, что всегда говорила тётя, а Луиза не уставала повторять, что её племянница – французская герцогиня. Но это было так же эфемерно, как лунная принцесса или морская царевна. Генриетта росла в Англии, а после того как их забрала в свой дом княгиня Екатерина, они попали в русский мир, и там ей было хорошо, как нигде.
«Видно, из меня не получилась настоящая француженка», – размышляла девушка, но теперь это уже было не важно: она выходила замуж за русского, а значит, возвращалась в уже привычный и любимый мир.
Озадаченная её молчанием, Луиза решила, что племянница колеблется, и, прихватив из вазы две веточки флердоранжа, переплела их венком и приложила к голове Генриетты.
– Вот так это будет. Ну, как тебе, Розита?
Её детское прозвище!
«Розы! – вспомнила Генриетта. – Я так боялась роз. Каждый новый бутон, найденный на убитом, заставлял меня трястись от страха».
Вот в чём дело! Прошлое малодушие, за которое теперь было стыдно, отравляло светлое ощущение счастья. Тогда она повела себя мелочно, боялась за свою жизнь, хотя должна была думать только о Луизе. Тот страх был мерзким и даже подлым. Никогда больше такого с ней не случится! Генриетта никогда не позволит малодушию взять над собой верх! Она победит страх раз и навсегда!
– Тётя, вы помните, как говорили, что я вырасту и стану розой Лангедока?
– Моё обещание исполнилось… – отозвалась Луиза, и её глаза вновь подозрительно блеснули.
– Давайте тогда вместо флердоранжа сделаем венок из белых роз. Это будет в память о моих родителях.
Как можно было предвидеть, после этих слов Луиза вновь разрыдалась, и племяннице пришлось долго её успокаивать. Наконец слёзы высохли, подвенечное платье сняли, и Генриетта смогла вернуться в гостиную. Она бросила взгляд на часы. Время ещё не перевалило за полдень, до приезда Николая со службы оставалось часа четыре.
Выйти в сад, поискать Орлову? Фрейлина на днях объявила, что сразу после свадьбы уедет в Италию. Генриетту очень интриговало, почему Агата Андреевна собралась именно туда, но Орлова лишь ссылалась на здоровье. Может, это и было правдой, но больной фрейлина не выглядела, взгляд её оставался цепким, а сталь, изредка звенящая в голосе, явно говорила, что и воля Орловой никуда не делась. Если сейчас пойти в сад, фрейлина опять решит, что Генриетта пришла с расспросами.
«Нечего доискиваться причин и лезть в чужие дела», – решила наконец девушка.
Она прошла к фортепьяно, открыла крышку и нашла в стопке заветные ноты. Впрочем, они ей больше не требовались: и мелодию, и слова Генриетта помнила наизусть. Пальцы сами взяли первые аккорды, и вдруг к звукам фортепьяно присоединился мужской голос:
– Люби меня, ангел, нежно люби…
– Ник, ты приехал! – вскричала Генриетта и счастье захлестнуло её тёплым золотым потоком.
Она в мгновение ока перелетела гостиную и повисла на шее у жениха. Сердце трепетало в груди маленькой восторженной птичкой. Николай склонился к её губам – и все вокруг перестало существовать. В целом мире лишь она и любимый. Генриетте вдруг на мгновение показалось, что они стоят на вершине огромной горы, а вокруг только небо и бесконечный простор. Они поднялись на вершину счастья, и уже не имело значения, как тяжело далась им дорога и чем за неё пришлось заплатить.
Жених отпустил Генриетту, нежно поправил на её виске примятый локон и сказал:
– Я привёз тебе подарок. Завтра мы увидимся только в церкви, поэтому я хочу вручить его сейчас.
Он достал из кармана квадратную коробочку и открыл её. На синем бархате лежала золотая роза. На изумрудных листьях и рубиновых лепестках капельками росы сверкали бриллианты. Генриетта потрясённо взирала на это чудо.
– Это брошь, – услышала она голос жениха. – Я ведь ещё не говорил тебе, как мне нравится твоё детское прозвище – Розита. Ты именно роза – великолепная, сверкающая, полная талантов и очень сильная. Если бы не твоё мужество, я бы так и погиб один, оплакивая свою любовь и несбывшиеся мечты. Ты подарила мне надежду и дала счастье. Я знаю, что ещё не достоин тебя, возможно, мои демоны не уйдут окончательно, но я обязательно поднимусь и стану прежним – сильным и уверенным в себе человеком. У меня теперь есть цель – встать вровень с тобой.
Николай вынул брошь из коробки и стал закреплять её так, как носили только в Париже, – на плече своей невесты. Генриетта не помогала ему, просто не могла. Это изумительная золотая роза была так прекрасна, камни играли на её лепестках алыми, а на листьях – зелеными лучами, и всеми оттенками радуги искрили бриллианты. Ник сравнил Генриетту с этим чудом красоты. Как он сказал? Великолепная, сверкающая и очень сильная. Почему же в сердце родилось это щемящее чувство? Ведь лучших комплиментов нечего было и желать…
«Обычную розу – живой, нежный цветок, только что развернувший свои благоуханные лепестки, – вот то, что подарили бы настоящей леди, – поняла вдруг Генриетта. – Леди не нужно быть сильной, она совершенна, поэтому может быть любой. Я хочу, чтобы муж однажды принёс мне сорванную с куста розу и сказал, что та совершенна, как я».
Мгновение назад Генриетта стояла на вершине счастья, все её мечты сбылись, дальше дороги не было, и вдруг она увидела у своих ног новую тропинку, а впереди – неприступную вершину. Новую цель. До неё было неблизко, и просто так цель не дастся. Путь будет трудным и долгим, но это не пугало Генриетту. Карабкаться вверх – это она умела, здесь она была на своём месте!
Жених приколол брошь и робко спросил:
– Тебе нравится?
– Очень! – ответила Генриетта и, наклонив голову к плечу, понюхала золотую розу.