Сцены с участием Надин всплывали в памяти одна за другой. В первый раз он увидел эту девицу в доме Кочубеев. Дмитрий как раз прибыл к Виктору Павловичу с поручением от своего адмирала, а Надин вместе с родными приехала к Загряжской. Ордынцев до сих пор не забыл её голубое бархатное платье. Надин стояла перед зеркалом и охорашивалась. Она так нежно улыбнулась своему отражению, что Дмитрий умилился. Он ещё подумал, что в полутёмном вестибюле эта красавица сильно напоминает яркий солнечный лучик. Она казалась такой юной и неискушённой. Как же, однако, плохо разбирается в людях князь Ордынцев!
«Неужели дело в деньгах? Надин и её сёстры остались без приданого, похоже, что всё состояние принадлежало их брату, а теперь у семьи не осталось ничего», – вдруг осенило Дмитрия. Но от этого открытия всё стало только хуже. Так что же это получается? Его будущая невеста зарабатывает себе на жизнь, путаясь с развратным пропойцей Коковцевым?
Впрочем, если дело и впрямь в деньгах, то это к лучшему. Дмитрий сможет откупиться. Мария Фёдоровна хочет, чтобы он поделился с сиротой? Пусть сиротка назовёт любую цену, он заплатит. Хочет дома и имения? Пожалуйста… Князь Ордынцев может дать ей столько же, сколько эта девица и её сёстры потеряли по вине старшего брата. Нужно только подобрать разумные слова. Надо, чтобы это не выглядело как подачка, иначе результат будет обратным. Надин не потерпит унижения – это Ордынцев уже усвоил. Барышня слишком горда, чтобы допустить подобное.
Дмитрий задумался. Интересно, а Надин влюблена в своего графа?.. Скорее всего, да. Говорят же, что юные девицы должны непременно влюбляться. Наверняка Надин не стала исключением и была искренне влюблена, а теперь у неё так грубо отобрали Шереметева и навязывают ей другого. Ясно, что девица должна быть глубоко опечалена, а может, и разгневана.
Но ведь это сейчас на руку Дмитрию: тогда легче будет договориться с семьёй Чернышёвых о компенсации. Ордынцев ещё толком не знал, как убедит «невесту» и её мать. И впрямь, что тут можно сказать? На ум пришло лишь: «Согласен оплатить причинённый ущерб». Получалось глупо и не очень-то благородно. К тому же выходило, что (хоть и за очень большой куш) Чернышёвы должны были взять на себя всю тяжесть неудовольствия императрицы-матери. Совет советом, но ведь всем было понятно, что Мария Фёдоровна желала бы видеть избранных ею жениха и невесту в церкви.
– Нет, они не рискнут ослушаться, – подумал вслух Дмитрий, – слишком многое поставлено на карту.
Ему уже казалось, что делать предложение по отступным не имеет смысла – его не примут. Но Дмитрий мог сам отказаться от предложенной чести. Он попытался представить, что будет с ним дальше. Перспектива выглядела отнюдь не радужной. Сначала он потеряет большую часть состояния. Императрица-мать не забудет Дмитрию пренебрежения своей волей и при случае расквитается со строптивым моряком за его поведение. Сейчас, когда доверие к офицерству в царской семье подорвано, надо только заронить сомнение в благонадёжности капитана Ордынцева, а тогда – отставка, и прощай, «Олимп»! Но это было как раз то, от чего Дмитрий не мог отказаться – он не представлял свою жизнь без моря и любимого корабля, все эти месяцы он так страдал, что из-за шпионской истории не видит своей лазурной стихии… Перед глазами встало море – такое, каким он видел его по утрам в Кореизе: бесконечное, позолоченное солнечными лучами, растворёнными в спокойной глади, или тёмное, в высоких волнах с белыми гребешками пены на грозных макушках. Его воплощённая мечта!
«Значит, нужно искать другое решение. В лоб ничего не выйдет», – признал Ордынцев.
Он выбил трубку и распахнул окно – проветрить. Потянуло нежной прохладой, Дмитрий подставил лицо ветерку и вдруг увидел человека, ступившего на крыльцо дома Коковцева. Поистине, нынче – день чудес! В это было невозможно поверить, но у дверей соседнего дома стоял Иван Печерский. Тот постучал. Открывать ему не спешили. Дмитрий ещё не успел сообразить, что же это значит, как к его дому подкатила двуколка. С видом заправского кучера лошадью правил Данила, а Афоня – в хорошем сюртуке и цилиндре – гордым хозяином развалился на сиденье.
Неужели подъедут прямиком к дому и привлекут к себе внимание?.. Но Афоня не подвёл: двуколка свернула за угол. Уже через минуту оба сыщика появились в доме с чёрного входа. Ордынцев кинулся им навстречу.
– Вы хотя бы догадываетесь, зачем он сюда прибыл?
– Мы сами поразились, когда его экипаж остановился здесь, – отозвался Афоня и уточнил: – Кто живет в доме напротив?
– Коковцев. Он когда-то был очень богат, но карты и водка сделали своё дело. Я слышал, он разорён.
– Что-то ваш сосед не спешит открывать нашему подопечному, – заметил Паньков, – у него, может, уже и слуг нет? Продал всех крепостных, а вольных нанять – денег жалко.
Их сомнения развеял Данила. Гордый своей осведомлённостью мальчик заявил:
– Так там уже никого нет. Мне горничная Фрося говорила, что дом этот продали. Ихняя кухарка к ней прощаться приходила, сказала, что уезжает в Петербург.
Дмитрий не поверил своим ушам.
– Когда продали дом?
– Я не знаю, спросите Фросю, – отозвался мальчик. – Позвать её?
Ответить Дмитрий не успел – Печерский спустился с крыльца и двинулся по Неглинной. Все испугались, что подозреваемый уходит, но сразу же стало ясно, что тот просто спешит навстречу даме. Она появилась со стороны Кузнецкого Моста. Дама встретилась с Печерским, но не подала ему руки, а просто зашагала рядом. Пара поднялась на крыльцо соседнего дома, и женщина достала из кармана ключ. Пока она открывала дверь, лицо её было скрыто полями вышедшей из моды шляпки-капора, но, распахнув створку, дама быстро оглянулась по сторонам, как будто хотела убедиться, что её никто не видел… Да! Граф Кочубей оказался прав, как никогда! Всё было даже хуже, чем предполагал Дмитрий: на его глазах вместе со шпионом в пустой дом вошла его пресловутая «невеста».
Нужно было что-то делать, причём быстро, и Ордынцев решился:
– Подслушать бы их. Как, Данила, сможешь подобраться поближе?
– Если хоть чуть-чуть любое окошко мне приоткроете, я по дому неслышно проползу, – откликнулся мальчик.
– Опасно, – засомневался Афоня, – там все окна заперты. Тихо раму не открыть, шум будет. Лучше проследить, куда они дальше пойдут, чем вспугнуть нашего голубя.
– Тогда хотя бы заглянуть в окно, – не сдавался Дмитрий, – нужно понять, какие у них отношения.
Он быстро направился к чёрному входу в надежде подойти к соседнему дому незаметно, но Паньков остановил его:
– Дмитрий Николаевич, а у вас подзорная труба есть? Смотрите – все окна не зашторены, даст Бог, увидим, что в комнатах делается. Ваш дом как раз напротив, можно идти по этажам и смотреть.
– Действительно, – обрадовался Ордынцев, – у меня где-то пара окуляров ещё с морского училища должна лежать.
Он кинулся к шкафу, занимавшему одну из стен кабинета, и открыл дверцу нижнего отделения. Две трубы в кожаных чехлах лежали там, где он их оставил много лет назад. Дмитрий выложил их на стол.