– Ты слышала про святую Ксению? – спросила Ольга.
– Да кто же в этом городе про матушку не слышал? – удивилась Домна. – Она всем простым людям помогает: кого лечит, кому удачу в делах посылает, к ней, почитай, половина Петербурга на могилку ходит.
– А что, икон её нет? – уточнила княжна.
– Ну почему же нет? Их на Смоленском кладбище старый монах рисует, он когда-то сам видел, как матушка по ночам кирпичи на стены церкви на своих плечах носила.
– И у тебя такая икона есть?
– У меня нет, а вот у Лукерьи имеется. Та долго болела, а как стала мешочек с землей на теле носить да матушке Ксении молиться, так сразу выздоровела. На своих ногах теперь Лукерья ходит.
– Домна, принеси мне эту икону, – попросила Ольга.
Горничная отправилась на поиски и вернулась, прижимая к груди что-то, завёрнутое в чистый рушник. Княжна осторожно развернула вышитый крестиком холст и поставила икону на стол. С квадратной деревянной доски смотрела очень худая женщина в красной юбке и зелёной кофте. Теперь Ольга знала, кто вернул ей обручальное кольцо. Это сделала сама Ксения Петербуржская. Что это, если не чудо?
Глава двадцать вторая
Левретка императрицы
12 декабря
Начиналось чудесное время – целая череда празднеств. До самого Рождества столичное общество будет ездить с бала на бал, развлекаясь, флиртуя и интригуя. Сегодня ожидался первый, но зато самый торжественный бал: его давали в Зимнем дворце от имени царской четы.
Орлова разложила на постели два своих парадных туалета (лавандовый атлас и жемчужно-серый шёлк) и сейчас выбирала, что же надеть.
«У Лавалей я была в сером, значит, лаванда», – решила она и убрала лишний наряд в шкаф.
Агата Андреевна ловко затянула корсет. Она давным-давно обходилась без горничной и действовала, можно сказать, механически. Руки расчёсывали волосы, скручивали их в тугой пучок, закалывали, а мысли унеслись всё к тем же нерешённым проблемам. Отпущенная Кочубеем неделя заканчивалась, а результата как не было, так и нет. Впрочем, Орлова надеялась, что посредством исключения всё-таки вычислила единственную подозреваемую. Но доказательства! Их как раз и не было. Впрочем, не одна Агата Андреевна потерпела фиаско: Кочубей в этом деле тоже оказался не на высоте: пока Виктор Павлович готовился ловить воровку «на живца», из дорожной кладовой успела исчезнуть дюжина серебряных вилок в кожаном футляре. Это установила княгиня Волконская, проверявшая теперь злополучную кладовую каждый божий день. Второй ошибкой Кочубея стало то, что он посвятил обергофмейстерину в тайну миссии Орловой, и теперь княгиня по поводу и без повода кидалась разыскивать Агату Андреевну, чтобы излить хоть на чью-то голову своё крайнее беспокойство.
– Вы не поверите, но меня как будто что-то толкнуло. Дай, думаю, пока не найдут вора, стану каждый день проверять наличие ценностей. И ведь как в воду глядела! Всё на местах, а вилок-то нет, – жаловалась Волконская. – Это какую же наглость нужно иметь, чтобы сразу после проверки опять идти воровать?!
– Похититель не знает, что вы обнаружили пропажу ценностей, – объяснила Орлова.
– Но кто же это, в конце концов? Агата, я не могу ни есть, ни спать – такого позора за всю мою долгую жизнь при дворе ещё не было!
– Скоро всё выяснится, – обещала Орлова, но по глазам обергофмейстерины видела, что та ей не верит.
Саму Агату Андреевну больше занимал конфликт между камер-фрейлиной и княжной Черкасской. Сквозь тонкую стену Орлова прекрасно расслышала всю их перебранку, затеянную в коридоре. Считая, что свидетелей у разговора нет, камер-фрейлина сбросила привычную маску. С каким удовольствием рассуждала Сикорская о бесплодии княжны! Её ненависть к Ольге стала настолько очевидной, что Агата Андреевна даже испугалась: вдруг камер-фрейлина бросится на княжну с кулаками? Но, как оказалось, Ольга смогла за себя постоять.
«Поступки Сикорской подтверждают, что та завистлива и жестока, к тому же она явно рассчитывает на покровительство кузена. Отсюда и её безоглядное хамство, – размышляла Орлова. – Ну, а почему бы и нет? Наталья шпионит для Аракчеева, а значит, вправе рассчитывать на его покровительство».
Агата Андреевна положила на комод щётку для волос, со всех сторон проинспектировала в зеркале свою аккуратную причёску, но, вместо того чтобы заняться платьем, шагнула к письменному столу и достала из ящика исчирканный листок. В нём оставалось лишь две фамилии: Сикорской и Черкасской. Уже не было сомнений, что эти женщины делили одного мужчину. Если приворот сделан на князя Курского (а Орлова не могла себе представить другой причины, по которой этот красавец мог появиться в комнате камер-фрейлины), то снять заклятье могла лишь ворожея. Ольге нет нужды прибегать к подобным ухищрениям, ведь жених её любит – такое чувство спрятать невозможно. Однако княжна была на приёме у Татариновой. Зачем? Скорее всего, невеста заметила необычное поведение Курского, или тот сам ей пожаловался на мучительные видения и голоса. Чего Ольга просила у Татариновой? Объяснений или помощи?
«Кочубей хотел ловить преступницу на живца, – вспомнила Орлова идею своего соратника, и тут же новая мысль пришла ей в голову: – Пожалуй, это уже не понадобится. Нам поможет княжна Ольга. Сейчас нужно следить за ней, а не за Сикорской».
Наконец-то появился шанс получить доказательства. Орлова натянула своё лавандовое платье, приколола к плечу фрейлинский шифр и поспешила в покои императрицы. Скоро начнётся бал.
Фрейлины уже собрались. Вот и отлично! Прекрасная возможность понаблюдать… Не заходя в приёмную, Агата Андреевна скользнула в приоткрытую дверь столовой и отступила подальше в тень. Отсюда, оставаясь невидимой, она видела всех. Ольга беседовала со Струдзой и Туркестановой. Она казалась спокойной и любезной, но те взгляды, которые княжна время от времени бросала на камер-фрейлину, не оставляли никаких сомнений в Ольгиных чувствах. Впрочем, застывшая у окна Сикорская отвечала тем же – её глаза были полны ненависти. Настоящий поединок двух волевых натур! Кто же из этих женщин сильнее?..
Похоже, камер-фрейлина сдалась первой. Она вдруг двинулась к выходу из приёмной и направилась прямиком в ту столовую, где пряталась Агата Андреевна.
«Ох!» – опешила Орлова и метнулась за ближайшую гардину.
Камер-фрейлина, в отличие от неё, прятаться не собиралась. Та чётко знала, куда шла. Стукнула дверца буфета, а потом загремела переставляемая посуда. Что же можно искать тут в кромешной тьме? Однако Сикорская знала, что делает. Её радостный возглас, прозвучавший вдруг в полной тишине, показался Орловой неправдоподобно громким:
– Слава богу!
Хлопнула дверца буфета, раздались шаги, и Сикорская появилась в просвете двери. Она крутила в руке какую-то вещицу – похоже, серебряную, но что именно, Орловой было не разглядеть. Камер-фрейлина ринулась к лестнице, ведущей на антресольный этаж.
«К себе побежала, добычу прятать, – рассудила Агата Андреевна. – Значит, нужно сегодня же попасть в её комнату. Бал – самый подходящий момент. Сикорская будет в зале, а я попрошу начальника охраны вскрыть её комнату».