Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова cтр.№ 61

Остальные милые соседи своего отношения к СССР, естественно, не изменили. Момент же для удара был более чем удачный. Советский Союз полностью, как казалось, увяз в коллективизации, индустриализация была в самом начале, в стране существовала мощнейшая «пятая колонна».

Уборевич, предшественник Тухачевского на посту начальника вооружений, в 1936 году писал Орджоникидзе: «Я знаю сейчас, в 1936 году, что много было сделано, очень много ошибок. Оправданием мне служит одно – я чертовски боялся войны в 1930 и 1931 годах, видя нашу неготовность. Я торопился…»

Тухачевский тоже торопится, и по той же причине – он боится войны в 1931 и 1932 годах.

Кстати, и эти фантастические цифры он ведь тоже не с потолка взял. Они были увязаны с пятилетним планом. Существовало два плана: «оптимальный», то есть план как таковой, и «пересмотренный». Так вот: по первому варианту в 1932–1933 годах предлагалось произвести 50 тысяч тракторов и 130 тысяч автомобилей, а по второму – соответственно 197 и 350 тысяч. Так что Тухачевский в своем максимализме не одинок. В этом «громадье планов» ему принадлежит вторая скрипка, а первую партию исполняет Госплан…

…Война не состоялась. Во многом «помог» пришедший к власти Гитлер. Германия была еще слишком слаба, чтобы немедленно напасть на СССР, зато западные соседи, особенно Польша и Франция, теперь были озабочены проблемами сосуществования с Третьим рейхом. Французское правительство вдруг стало искать дружбы Страны Советов. Война была отсрочена, и 40 тысяч танков Тухачевского попросту не понадобились. В рамках обычной программы к концу 1931 года предполагалось иметь в армии около 1000 танков, к концу 1932 года – около 4000, к концу 1933-го – до 8500 танков. А вот мобилизационная мощность промышленности – на случай войны – была и вправду рассчитана на сорок тысяч.

Но об этом Суворов (не фельдмаршал) почему-то тоже не написал…

Еще раз повторим: Тухачевскому не повезло. В середине 50-х годов его имя попало в центр грязной политической кампании, и так с тех пор там и пребывает. И каждый, кто берется писать об этом человеке, сначала формирует свое отношение к нему, а уж потом подбирает под него факты. Интересно, когда-нибудь кто-нибудь напишет о его работе и о его вкладе в строительство Красной Армии объективно?

* * *

Что можно сказать в заключение этой части? Все то же самое: Тухачевский, может быть, и не был «блестящим стратегом» и гениальным строителем армии. Он, может быть, был просто стратегом и просто строителем. Возможно, хорошим. Наверное, были и лучше. У немцев, основного противника, имелась преемственность поколений и выработанная веками культура войны. Красная Армия начинала если не с чистого листа, то, по крайней мере, с листа, на котором было написано мало хорошего, зато унаследовала пороки императорской армии. Легко судить спустя семьдесят лет – там, внутри времени, все было несколько труднее…

Впрочем, все эти разговоры, как мы уже говорили, не имеют значения. Если генерал становится заговорщиком – что толку обсуждать, насколько он хорош как генерал? А к тому времени Тухачевский уже давно снова шел за злой звездой Наполеона к тому режиму, который он, вслед за фон Сектом, считал высшей формой государственного устройства – к военно-политической диктатуре.

Итак, по данным ОГПУ, началось все примерно в середине 20-х годов с разговоров. О том, что было дальше, поведал на допросе в 1937 году сам Михаил Николаевич.

В том, что Тухачевский оказался запутанным в заговоре, большую роль сыграл наркомвоенмор товарищ Ворошилов. Отношения у них «не сложились», по-видимому, еще на почве польской войны. Ворошилов был членом РВС Первой Конной и в этом качестве, вполне возможно, разделял неприязнь Буденного к Тухачевскому и наверняка подпадал под острую нелюбовь Тухачевского к Буденному. Чего стоит хотя бы широко известная выходка, о которой рассказывал маршал Жуков. Во время разработки нового устава РККА Тухачевский, как председатель комиссии по уставу, докладывал о ходе работы наркому. Ворошилов по одному из пунктов сделал какое-то предложение. И Тухачевский спокойно, не повышая голоса, ответил:

– Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок.

– Почему?

– Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком.

Стоит ли удивляться, что человек с таким норовом, умеющий хамить, не повышая голоса, и оскорблять, не используя бранных слов, на любом месте наживал себе множество врагов? В 1928 году Буденный и его группировка, все время препиравшиеся с начальником Штаба РККА, вступили с ним в открытый конфликт, который Ворошилов либо не смог, либо не захотел урегулировать. Дело, как известно, кончилось отставкой Тухачевского с поста начальника штаба, что было жестоким ударом по самолюбию молодого амбициозного военачальника.

«В 1928 году, – показывал он на следствии, – я был освобожден от должности начальника Штаба РККА и назначен командующим войсками ЛВО. Будучи недоволен своим положением и отношением ко мне со стороны руководства армии, я стал искать связей с толмачевцами…»

Это само по себе замечательное заявление. Поскольку надо знать, кто такие «толмачевцы».

Всю дорогу, с самого введения института политкомиссаров, командиры не уставали бороться за единоначалие в армии. Постепенно, начиная с 1925 года, процесс пошел. Комиссары имели все меньше власти, командиры – все больше. Естественно, комиссарам этот процесс не нравился. В 1927 году против введения единоначалия резко выступила так называемая «внутриармейская оппозиция». Инициаторами и ядром этой оппозиции стали преподаватели и слушатели Военно-политической академии им. Толмачева, которая как раз, очень удобно, находилась в Ленинграде и была в постоянном контакте с командующим округом. Вскоре к ним присоединился и Белорусский военный округ (бывшая вотчина Тухачевского).

Это ж до какой степени должен был обидеться Михаил Николаевич на армейское начальство, коль скоро он, всегда воевавший с комиссарами за это самое единоначалие, пошел на такой контакт! Впрочем, оппозиция сплошь и рядом показывает пример совершенно противоестественных союзов.

Тем не менее Тухачевский, как он сам говорил на следствии, устанавливает контакты, ищет недовольных и не согласных с политикой партии. А ведь началась коллективизация, и недовольных было полно! И он, сам обиженный, потихоньку собирал их вокруг себя.

Впрочем, чисто военный переворот, без опоры в политических кругах, в то время едва ли был возможен. Военные еще не «созрели», чтобы действовать самостоятельно, им нужны были опытные наставники. А уж наставников… не проблема найти, проблема – отбиться от желающих помочь.

Какурин связывал Тухачевского с Углановым или еще с кем-либо из правых. Но он ошибся. Михаил Николаевич держал связь совсем с другим человеком, куда более интересным и серьезным, и связь эту не афишировал. Надо полагать, кружок друзей был лишь отдушиной – а его реальные дела лежали совсем в иной плоскости. И здесь мы снова встречаем имя, уже знакомое нам по «кремлевскому делу»…